Александр Красницкий - В тумане тысячелетия

— Рулав, Рулав, где ты? — с тоской звал своего друга Святогор.

— Сюда, мой витязь, спеши ко мне, — отозвался старый норманн. — Я вижу: двери Вальгаллы уже открыты передо мной... Ещё несколько мгновений, и я буду там... Валькирии готовы уже встретить меня... Спеши же, спеши, мой Святогор, мой любимец... Я хочу умереть у тебя на руках!

В углу тускло освещённого покоя Святогор увидел своего друга. Рулав лежал на охапке соломы. Лицо его было мертвенно бледно. Бесчисленные шрамы ещё более выделялись на нём. Он тяжело дышал.

— Прощай, прощай! — прохрипел он, протягивая Святогору руку. — Иду я в чертог Одина...

— Рулав, как это могло случиться? — со слезами в голосе воскликнул варяг.

— Я сам подвернулся... Они могли убить тебя... Я кинулся, чтобы защитить тебя ещё раз, но ты уже опустил секиру... Это было мне суждено, вспомни...

— О, лучше бы меня поразили товарищи! Мне было бы легче.

— Зачем, зачем? Ты молод! У тебя впереди жизнь... Кто знает, предсказание старой колдуньи, может быть, и исполнится...

— Рулав, зачем ты мучаешь меня? Зачем ты говоришь это?

— А что? Старуха всегда говорила правду. Мне она предсказала, ято я умру от руки славянина...

Видишь, сбылось... Сбудется и то, что она сказала тебе...

Голос старика всё слабел. Грудь его высоко вздымалась — не хватало воздуха.

— Прощай, друг! — уже хрипел старик. — Прощай... Живи... Забудь прошлое... Знай, что Эфанда, дочь Белы, любит тебя... Через неё ты можешь сам быть викингом, как её двоюродный брат Олоф... Где-то он теперь?.. А тогда... тогда уже твоё дело — завоевать себе полмира... Будь счастлив и вспоминай старика, который любил тебя, как сына.

— Рулав, Рулав! — простонал Святогор.

— Ты плачешь, дитя? Зачем? Что эта жизнь? Я умираю в бою... и там, в Вальгалле, буду продолжать жить. Там лучше... Один любит храбрых, и никто не смеет сказать, что старый Рулав когда-нибудь был трусом.

Старик закрыл глаза.

— Отойдём, сын мой, — раздался над ухом Святогора тихий голос священника, — Он умирает... Тяжела смерть грешника...

— Смерть тяжела? — вдруг приподнявшись на ложе, воскликнул Рулав. — Ты ошибаешься, старик! Для норманна никогда не страшно умирать... Гляди!

Быстрым движением руки он сорвал повязку, наложенную на глубокую рану в левой стороне груди. Волной хлынула кровь, и Рулав, радостно улыбаясь, запел:

Докончить песни Рулав не смог... Он опрокинулся навзничь... На лице так и осталась прежняя радостная улыбка... Ещё несколько судорожных движений, и для старого норманна всё было кончено.

Святогор рыдал — рыдал во второй и последний раз в жизни...

днообразно потянулись для Святогора дни плена. Одного за другим уводили из темницы его товарищей — уводили их, и они более не возвращались. Какая судьба ждала их за стенами тюрьмы, оставшиеся пленники, конечно, не знали, но догадывались и с некоторой тревогой ожидали решения своей участи. Не смерти боялись они — нет, смерть никогда не страшила этих храбрецов, ужасал их позор рабства — рабства неизбежного, если только оставят их в живых.

Наконец в мрачной темнице остались только трое пленных: Святогор, Аскольд и Дир. Они угрюмо ждали своей очереди, но эта очередь не наступала... Вероятно в городке помнили, что эти трое людей спасли беззащитную толпу и храм. Поэтому их и не трогали. Их даже как будто забыли. Только один старик-священник часто навещал пленников. Он подолгу беседовал с ними о своём Боге, рассказывал им о Нём, о Его земной жизни, об Его учении. Варяги внимательно слушали эти, совершенно новые для них слова любви и всепрощения. Беседы эти производили особенно сильное впечатление на молодых и чрезвычайно впечатлительных ярлов. Каким блеском загорались их глаза, когда старик начинал говорить о Богочеловеке, принёсшем Себя в жертву за грехи мира!

— Ах, если бы мы только тогда были там, — шептали наивно молодые люди, — мы бы заступились за Него. Мы не позволили бы распять Его. Своими мечами и грудью отстояли бы мы Его!

— Нет, нет, не то вы говорите, — с улыбкой кивая, отвечал им священник, — не удалось бы вам спасти Его. Это было бы не в ваших силах.

— Мы подняли бы за Него всю Скандинавию! Все конунги и викинги, а с ними и все ярлы пошли бы туда. Мы бы справились и не отдали бы Его на смерть!

— Он Сам отдал себя врагам ради общего искупления... Тьма тех небесных сил у Отца Его, а они сильнее всех сил человеческих. Поймите вы, что Он, всемилостивый, Сам отдал Себя в жертву за грехи людей.

Ни Святогор, ни оба молодых ярла никак не могли понять той любви, о которой говорил им священник.

В таких беседах с милым стариком шло время.

Святогор замечал, что к нему относятся гораздо лучше, чем к его товарищам. Он долго не мог понять причины этого. Ему давали лучшую пищу, освобождали от цепей, хотя надзор за ним был строг по-прежнему.

Варяг напрасно ломал голову, подыскивая объяснение этой особенной и совсем неподходящей к обстоятельствам заботливости.

Однажды скучное однообразие их жизни было неожиданно нарушено.

Уже сгустились сумерки. Варяг и оба молодых норманна скучали в ожидании прихода их постоянного гостя — старого священника. Вдруг раздался стук запора у входных дверей, они отворились, и в темницу вошли несколько человек.

— Где же они? — послышался звучный женский голос.

— Вы сейчас увидите этих варваров, госпожа, — отозвался высокий латник, которого пленные видели прежде уже не раз.

Он держался начальником над всеми остальными стражниками. По крайней мере, все они относились к нему с заметным почтением.

— Принесите факелы! — велел латник воинам. — А вы, собаки, встаньте! Госпожа делает вам честь — интересуется вами! — грубо крикнул он пленникам.

Те поднялись, повинуясь оклику, со своих мест. При свете принесённых факелов Святогор, с любопытством поднявший глаза на посетителей, увидел рядом с начальником стражи высокую стройную женщину; лицо она скрывала под маской. Одета она была пышно и держала себя с окружающими высокомерно, тогда как те относились к ней не без подобострастия.

Варягу показалось, что устремлённый на него пристальный взор посетительницы выражает восхищение. Ему даже стало неловко под этим взглядом, и он опустил глаза.

— Так это и есть ваш герой, святой отец? — обернулась посетительница к священнику, который тоже оказался здесь.

— Да! — ответил тот. — Именно ему обязаны наши женщины и дети тем, что не пали под секирами его свирепых товарищей.

— Он, кажется, был их вождём?

— Да, но он не пожалел своего друга и убил его, чтобы защитить беспомощных. Ещё раз повторяю, что ему мы, главным образом, обязаны спасением...