Александр Красницкий - В тумане тысячелетия

Святогор вполне понимал нетерпение своих дружинников.

— Друзья! — воскликнул он, выстроив их в боевой порядок. — Слушайте меня!

При этом обращении вождя все разом смолкли в рядах.

— Ждёт нас неравный бой, — громко говорил Святогор. — За крепкой стеной укрылись враги. Но что стены перед храбростью варягов! Мы возьмём этот замок и сотрём его с лица земли... Все богатства там накоплены для нас, и они должны стать нашими... В бой, друзья! Славная смерть ждёт тех, кто должен пасть в сече... Вечную славу разнесут по всему миру вдохновенные скальды, с гордостью норманнские девы будут называть имена павших храбрецов. Светлая Вальгалла ждёт мужественных! Прочь щиты!.. Храбрые берсерки не нуждаются в них. Сами боги защитят их, если пожелают сохранить им жизнь... Если суждено умереть, то умрём, как подобает храбрым...

И он первый далеко отбросил щит. Его примеру последовали почти все дружинники. Они были воодушевлены и готовы на всё — только бы поскорей завладеть богатой добычей. Об отступлении никто не думал.

А заунывный звук набата всё звучал и звучал.

Вдруг городские ворота распахнулись. Из них тесной толпой выехали закованные в железо рыцари — защитники города. За ними показались латники. Туча стрел засвистела в воздухе.

Понятно, что в городке заметили малочисленность пришельцев. И защитники городка рискнули выехать на битву — как на весёлый турнир. Они даже не позаботились принять какие-либо меры предосторожности на случай несчастного для них исхода дела. Ворота остались распахнутыми, и мост через ров не был обратно поднят. На городских стенах собрались толпы жителей, пожелавших посмотреть на битву, как на занимательное зрелище.

Святогор решил воспользоваться легкомыслием врагов. Он тотчас же разделил дружину на две части. Одну, большую часть, отдал под начальство Рулава и приказал ему кинуться в бой тогда, когда победа начнёт склоняться на сторону неприятеля. Святогор рассчитал, что в подобный критический момент свежие силы окажутся особенно полезны.

С другой — меньшей — частью дружины он двинулся на врага.

Защитники города стояли спокойно, ожидая натиска варягов.

Совсем уже близко от них Святогор взмахнул секирой...

диким, напоминающим рёв бури криком устремились скандинавы на врагов. Это вовсе не был стройный натиск смелых воинов. Будто снежная лавина неслись смельчаки на закованных в железо рыцарей, выставивших вперёд ряд копий. Свистели стрелы, звенели мечи, крики, стоны, звук рогов — всё это смешалось. На поле битвы был полный хаос звуков.

Франки стойко встретили нападавших, они знали, что в случае поражения пощады не будет ни им, ни их семьям. Но видя, как мало нападавших, они совсем не считали серьёзным начинавшегося дела. Тем не менее, бой закипел не на жизнь, а на смерть.

Впереди ватаги славянских варягов, высоко взмахивая секирой, бежал Святогор. Он весь преобразился. Прежнего печального выражения не осталось и следа на его прекрасном открытом лице. Кругом него один за другим так и валились с ног люди. Варяги, воодушевлённые смелостью своего вождя, не отступая ни на шаг, шли за ним.

Вот передние ряды латников расступились, и варяги оказались лицом к лицу с отборным отрядом. Слышался только лязг железа.

Сам не заметив того, Святогор совсем отбился от товарищей. Он один был окружён врагами. Оглянувшись, он увидел только сплошной ряд направленных на него копий. Гибель отважного варяга казалась неминуемой. С усилием взмахнул он в последний раз тяжёлой секирой и со всей мощью опустил её на голову ближайшего латника. Тот, вскинув руки, опрокинулся назад. Голова его вместе со шлемом была рассечена надвое. В тот же миг Святогор почувствовал, как холодное остриё коснулось его груди... Ещё бы один миг, и оно пронзило бы сердце варяга. Но вдруг раздался треск, и переломленное копьё выпало из рук воина.

Святогор, как сквозь дымку тумана, увидел около себя внушительную фигуру и испещрённое шрамами лицо Рулава. Старый норманн спас своего любимца ещё раз...

В то же самое мгновение ряды латников дрогнули и подались назад. Как ни стойки были франкские воины, а всё-таки они не могли выдержать бурного, как горный поток, натиска пришельцев... Да и не много франков уже оставалось на поле брани.

Везде высились груды тел; там и сям виделись на высохшей под лучами солнца земле лужи крови.

Ещё один натиск, и защитники городка врассыпную побежали по полю, преследуемые норманнами...

Городок оставался беззащитным.

Святогор, услышав победные крики товарищей, пришёл в себя. Он видел, что поле битвы осталось за ним... Теперь следовало докончить начатое: стереть с лица земли несчастный городок.

С победным криком ворвались норманны в ворота. К шуму битвы как раз в это время присоединился протяжный звон колокола. Это звонили в церкви городка, призывая несчастных, обречённых на гибель жителей обращаться с мольбой о помощи к Тому, на Кого в этот ужасный день оставалась одна надежда.

С толпой товарищей одним из первых оказался Святогор на узкой улице городка. В ожесточении сыпал он удары направо и налево. Непонятная жажда крови овладела варягом. Он не разбирал, куда и в кого попадают его удары: женщина ли, ребёнок ли подвернутся под секиру — ему было всё равно.

Вдруг унылый звук набата раздался совсем близко от него. И грустное протяжное пение донеслось до его слуха. Святогор поднял голову. Некий ослепительный свет ударил ему в глаза. Свет этот был настолько ярок, что варяг невольно закрылся рукой. Когда он отнял её, то увидел прямо перед собой несказанно удивившую его картину.

На ступенях, впереди сбившихся в беспорядочную толпу женщин и детей, стоял седой старик в светлой длинной одежде. В одной руке он держал небольшую чашу, другой высоко поднял золотой крест... Лучи солнца так и горели на нём, отражаясь во все стороны. Фигура Распятого выделялась чрезвычайно рельефно. Грустный лик Богочеловека как бы с укоризной смотрел в сторону свирепых окровавленных людей, тесной толпой окруживших Его храм. Прошли несколько мгновений, а Святогор всё не мог оторвать глаз от Распятия. Он стоял, как ошеломлённый, сдерживая свободной рукой напиравших на него сзади товарищей. Те рвались вперёд, но всё-таки остановились, видя, что с их вождём творится нечто не совсем обычное...

Лицо старика-священника составляло резкий контраст с бледными, дрожащими лицами его перепуганной паствы, совсем оцепеневшей в ожидании неминуемой гибели. Оно было бесстрастно, спокойно, только глаза сверкали неким вдохновенным нечеловеческим блеском да губы чуть шевелились, шепча последнюю молитву.

«Это Он... Он... Распятый Сын неведомого Бога!» — вихрем пронеслась мысль у Святогора, и ему здесь припомнилось его обращение к этому Богу на берегу Ильменя.