Октав Фере - Четыре фрейлины двора Людовика XIV

– Извините меня, госпожа маркиза, – сказал молодой моряк, лихорадка которого рассеялась при голосе нищего; если я стану вашим союзником, у вас не будет ни более верного, ни более преданного, но я никогда не даю обещания, не узнав точным образом, к чему оно меня обязывает.

– Ба! да разве вы меня не поняли? Я вам говорила о полной безграничной мести. Узнайте же меня, я никогда не останавливаюсь на половине дороги… Когда у меня есть цель, то я её преследую, даже в том случае, если должна буду остановиться перед пагубным концом.

– Ах! замолчите!

– Не слабеете ли вы, сударь!.. Разве вы сейчас не признались, что ваша первая мысль была убить их обоих?

– Да, я это сказал, да, это правда, это неумолимое внушение пришло мне на ум… Но это был первый порыв отчаяния, и если б я тогда мог её оттолкнуть, то я стал бы гадок самому себе, если бы когда-нибудь к ней вернулся!

Лоб маркизы покрылся мрачной тучей, она укусила себе губы до крови.

– Вы – трус!.. – сказала она с негодованием, которого мы не в силах передать.

– Я так не думаю, – отвечал он, устремляя на нее свой энергичный и честный взгляд; – но наш способ отмщения не одинаков. Я не убиваю, я… Я раздавливаю моим презрением и моим величием.

Она иронически пожала плечами.

– Как вам будет угодно… Следуйте по вашему пути; у меня есть свой и предупреждаю вас, все ваше великодушие не отклонит меня и не помешает мне исполнить то, что я решила… даже в том случае, если вы, по вашем выходе отсюда, пойдете донести на меня самому королю.

– Решительно, сударыня, мы не рождены для понимания друг друга… я ни доносчик, ни изменник, ни одного слова из того, что было здесь говорено, не будет мною проронено; но рассчитывайте, что я буду отклонять ваши планы.

– Это божественно, – сказала она с ядовитой улыбкой; – Бедный кавалер!.. Я удаляюсь; верьте, что я сожалею, что расстроила вашу приятную беседу… Дом этот тем не менее остаётся вашим… только я ничего не должна тому, кто ничего для меня не делает… Не надейтесь получить когда либо руку девицы де-Бовё… скорее, чем вам ее оставить…

Она не докончила, зловещее трепетание исказило её губы и обнаружило её белые зубы, готовые разорвать.

– Ах! – вскричал он вне себя, падая на колени. – Пощадите, по крайней мере, эту… Я отказываюсь от этой начатой мечты, я покидаю это чрезвычайное счастье… Но пощадите, пощадите её!..

Она поднялась и оглядывая его с высоты своего величия заявила:

– Это будет моим залогом, – сказала она. – При первом признаке возмущения или нескромности… честным словом врага заявляю: бойтесь за неё!

Она сделала угрожающее движение и вышла, прямая и непреклонная, не обернувшись.

Он оставался ещё несколько минут на коленях, в ужасе. Наконец, поднимаясь, он пробормотал:

– О, мой старый нищий, как я тебе благодарен, без тебя я сделался бы соучастником этой фурии!.. А теперь… Я уезжаю, я возвращаюсь на море, и дай Бог, чтоб оно меня поглотило!.. Но прежде я узнаю, чего ходила искать эта адская маркиза в пещере этих фабрикантов ядов.

Он позвонил.

Снова вошел Жозеф.

– Не говорил ли ты, – спросил его кавалер, – что, при моем первом требовании, карета будет подана в мое распоряжение и отвезет меня в Париж?

– Да, господин кавалер.

– Тогда вели запрягать.

Лаконичный служитель, возможно, предвидел это повеление.

– Приказание г-на кавалера сейчас будет исполнено, – сказал он.

Между тем как наш герой одевался, чтобы не оставаться ни одной минутой долее в этом проклятом замке, легкое шуршание со стороны подвижной вставки обратило на себя его внимание.

Эта вставка однако не отворилась, но он увидал сверху бумагу.

Он её быстро схватил, это был почерк первой записки, которую он получил поутру.

Ему писали дрожащей рукой: «Благодарю! благодарю!.. Могут помешать нашему соединению; но не помешают моему сердцу принадлежать вам».

– Ах! вскричал он, – Решительно, Бог есть, и я уезжаю счастливый и сильный!

Маркиза де-Монтеспан. – Борьба великих честолюбцев. – Любовь как громовой удар.

Чтобы дать лучшее понятие о характере и силе ненависти, посвященной маркизой де-Монтеспан сопернице, вытеснившей её с места, где она, почти после тринадцатилетнего исполнения, полагала себя бессменной, мы пожертвуем главой ради этой столь знаменательной личности.

Мы бы не сдержали обещание данное этим заглавием, если б пропустили это изучение, одно из самых пленительных и поучительных, которые мы могли бы предложить нашим читателям, и которое нам облегчено недавними историческими изданиями и отчетами, где они происходили. По этому будут судить лучше, чем за рассуждениями, в какие руки попала Мария де Фонтанж и с кем она имела дело.

Маркиза, которая возмущалась и негодовала на расходы, увеличенные постройкой Марли и на мотовство своей счастливой соперницы, сама служила примером невоздержанности и того, куда приводит слепая страсть влюбленного короля, чтоб удовлетворить расточительность своей любовницы.

Конечно, девица де-Фонтанж успешно начала и обещала зайти далеко, если б долго продержалась, но было странно, что Анаиса де-Монтеспан этим оскорблялась, она, которая своими ненасытными руками разрыла общественную казну и изобрела недостойные средства, чтоб пособить своим необузданным расходам.

Её резиденция в Кланьи дает о том любопытное доказательство.

Фаворитка пожелала воздвигнуть храм достойный себя. Людовик XIV велел воздвигнуть на этом самом месте княжеский отель, весь украшенный резной работой, весь вызолоченный. Но это, по её мнению, не было достаточно монументально. Она объявила его величеству, что не станет жить в таком загородном домике, приличном разве только для какой-нибудь актрисы.

Нечего было возражать, разломали эти постройки, едва оконченные; было решено, что у ворот Версаля на их месте будет возвышаться волшебная вилла.

Двенадцать сотен рабочих принялись за дело, и историческая переписка Людовика XIV доказывает, что среди своих войск он следил за их работами. 8 июня 1675 года, он писал: «Расходы чрезвычайные; я вижу в этом «ради того, чтобы мне понравиться, для вас нет ничего невозможного».

В этом отношении, ему вполне угодили, Кланье стоил три миллиона; это была именно четвертая часть бюджета флота.

Фаворитка находила значительные суммы, положенные под её изголовьем. Но она никогда о них не говорила и не благодарила за них. Когда она окончательно покинула двор, она продолжала получать сто тысяч ливров в месяц. Всего этого было для неё недостаточно. Чтобы помочь своим денежным потребностям, она прибегала к самым удивительным средствам. В 1678 году, в один из своих частых денежных кризисов, она вооружила корабль государства морскими разбойниками и учредила поиски на свой собственный счет. Кольбер был обязан собственно передавать необходимый приказания управителям королевского флота. Означенный корабль назывался Смелым.