Саймон Скэрроу - День цезарей

Тем временем Макрон занимал людей работами по приборке и ремонту казарм, не считая общей муштры и смотров, чтобы обновляемая когорта набрала форму не хуже, чем до похода в Испанию. После того происшествия на плацу оба офицера старались занять подчиненных так, чтобы те усердствовали без продыху. Солдат без дела начинает попивать и болтать лишнего; бывает достаточно одной горячей головы или даже засланного зачинщика, чтобы беспорядки вспыхнули по новой. Чувствовалось, что атмосфера в городе накаляется день ото дня, по мере того как растет напряжение между сторонниками Нерона и Британника. На улицах то и дело разгорались драки соперничающих банд, которые удавалось гасить лишь силой городских когорт. Британник перебрался из дворца в большой, унаследованный от матери дом на Авентинском холме [23] Авентин – один из семи холмов Рима, находился на левом берегу Тибра к юго-западу от Палатинского холма. , где его оберегали телохранители-германцы, некогда охранявшие его отца, а теперь вот решившие оказать честь сыну. Их число подкреплялось десятками ветеранов, служивших некогда в Британии, а нынче присягнувших на верность мальчику, поименованному в честь их британской кампании.

На второй день, уже под вечер, Катон оказался вызван в штаб префекта претория. Ординарец провел его к Бурру, который сидел за столом и лишь сердито махнул рукой – мол, входи.

– Сейчас, погоди… – Он закончил вычитывать с вощеной дощечки какие-то цифры, после чего вдавил свой перстень в воск и, захлопнув дощечку, положил ее рядом. – Так. – Сдвинув кустистые брови, командир пододвинул к Катону кусок папируса. – Приказ из дворца. Сейчас берешь полцентурии, следуешь в дом сенатора Граника и берешь его под арест. Сенатора доставить к Палласу на дознание. Приказано его не трогать, домашних тоже, если только не будет сопротивления. Понятно?

– От меня хотят, чтобы я арестовал сенатора?

– По-моему, я ясно сказал. А ты стоишь в раздумьях… Надеюсь, своим солдатам ты растолкуешь все доходчиво.

Катон поднял лист и прочел распоряжение. Приказ был от имени и с печатью императора. Там даже конкретно указывалось, чтобы арест произвел именно префект Катон.

– Команда, как видишь, с самого верха, – буркнул Бурр.

– Во всяком случае, от Палласа… Но зачем посылать на это командира когорты?

– Думаешь, ты слишком хорош для такой работенки?

– Нет, господин префект претория, я…

– Так это ж сенатор арестовывается, а не простолюдин. Вот и требуется кто-нибудь из старших. Эти вещи у нас так делаются.

– Прошу простить. Мне прежде не доводилось заниматься такими делами.

– Ничего, скоро освоишься. Для преторианцев это норма. – Губы Бурра расплылись в ухмылке. – Пора пускать в ход и героев войны. Так что будь добр, бери людей и шагай арестовывать сенатора. Выполнять!

Макрон оглядел выстроенных в длинной, предвечерней тени казармы солдат. Копья и щиты он приказал им с собой не брать. Речь, в конце концов, шла всего-то об аресте старика, а не о сражении. В шлемах, доспехах и с мечами гвардейцы смотрелись вполне себе устрашающе.

– Может, проще препоручить это дело мне? – спросил Макрон.

Катон покачал головой.

– Приказ был однозначный. Паллас хочет, чтобы его исполнил я. Ну, а нам, при нынешнем положении дел, лучше на себе внимания не заострять. Будем выполнять свой долг, подчиняться приказам и держать нос по ветру, пока Нерон с Британником не прекратят свою грызню. Свара эта не наша, Макрон.

– Цирк не мой… – центурион подмигнул с улыбкой.

– И обезьяны в нем не наши.

Оба рассмеялись. Макрон похлопал свой висящий у пояса кошель.

– К возвращению в дом Семпрония ставлю тебе кувшин вина!

– Да неужто? – изобразил удивление Катон. – Что-то ты к сенатору последнее время зачастил…

– А что, дом его по-своему привлекателен…

– Дом или нянька в нем?.. Да ладно, ладно. Можно подумать, вы от кого-то прячетесь.

Макрон поскреб щетину на подбородке.

– Замечательная, скажу я тебе, женщина. Мне она определенно нравится, да и я ей вроде как по душе.

– Но она рабыня.

– А вот это верно, – посерьезнел Макрон. – Твоя рабыня.

– Хочешь у меня ее выкупить?

– Деньги б тебе не помешали…

– Что верно, то верно. Знаешь, я над этим подумаю… Однако я рад, что она тебе нравится. С хорошей женщиной чего б не обретаться. И хотя мы с тобой неплохо устроились в преторианском лагере, отчего б тебе не попытать счастья, так сказать, в семейной жизни?

На Макрона, судя по виду, нашла тень сомнения.

– Эх… Не уверен я, что сумею остепениться. Не из той породы.

– Да почему. Многие в итоге остепеняются. Я вот тоже надеялся, но… – Не договорив, префект хлопнул друга по предплечью. – Ладно, за это мы потом выпьем, если ты сумеешь оторваться от Петронеллы. Хорошо?

Они отсалютовали друг другу, вслед за чем Катон занял место во главе небольшой колонны солдат.

– Подразделение, вперед!

Макрон взглядом проследил, как строй шагает в сторону ворот, ведущих в город, сворачивает за угол ближней казармы и исчезает из виду. Надо же, такой человек, а им помыкают всякие прощелыги-вольноотпущенники… Да и префект претория недалеко от них ушел. Хотя Катону ничего другого с ними не остается. Опасно значиться врагом тех, кто сильнее тебя, тем более если это самые могущественные политиканы столицы. Лучше держаться от них в сторонке и терпеть – но зато останешься цел.

– Эдак вот, – вздохнул Макрон вслух и обратился к мысли о кувшинчике вина. Проставиться другу надо обязательно. Хорошее винцо как доброе словцо, оно и душу облегчает. Но сначала надо бы часок-другой провести с Петронеллой… Эта тоже своими жаркими объятиями снимает дурные мысли.

Солнце клонилось к закату, и город начинали окутывать синеватые сумерки, когда Катон со своими людьми вышел к военной дороге. Было довольно холодно; горожане в этот час уже сидели по домам, греясь за приготовлением ужина на общих кухнях – единственное место, где простонародью разрешалось разводить огонь, из-за риска пожара в густонаселенном центре города. Перед выходом Катону было указано местоположение дома сенатора Граника – по ту сторону Тибра, на Яникульском холме, невдалеке от дома Веспасиана. На протяжении поколений данная местность считалась одной из наиболее зажиточных частей города. Здесь были в том числе и прекрасные общественные сады, завещанные народу богатыми патрициями – несомненно, в надежде, что их будут поминать в веках добрым словом.

Чем же, интересно, будет занят нынешним вечером тот сенатор, когда за ним придут? Будет ли сидеть в одиночестве за ужином? Или их приход застанет его в окружении семьи и друзей? А ведь он, Катон, понятия не имеет, что это за человек, не считая разве что скудных сведений, сообщенных несколько дней назад Семпронием. Судя по всему, Граник вызвал недовольство тем, что поднял вопрос об ограничении самовластия двоих наследников. Этого оказалось достаточно для того, чтобы человека на ночь глядя вытащить из дома и поволочь на допрос. Если таким местом сделался нынче Рим, то, возможно, Домиция действительно права в своем желании перемен. В стремлении возвратить времена, когда ни один из людей не располагал абсолютной, никому не подсудной и не подотчетной властью…