Явдат Ильясов - Исторические романы и повести [Книги 1-9]

В середине пестрого хорезмийского войска расположился Хурзад с наиболее стойкими, убежденными хурремитами. На правом крыле разместились ударные отряды тюрков и русичей, на левом - Булан и Хуфарн (Хангири?).

- Что же, други! - спокойно и громко крикнул Хурзад. - Попытаем счастья под нашим красным знаменем?

Со стороны «покорных богу» долетел тягучий пронзительный голос священника, взывающего к аллаху.

…Как светлый божий день делится на утро, полдень и вечер, так и войско «покорных богу» состояло из трех главных частей, носящих образно-иносказательные названия:

«утро псового лая» - рассыпной строй легких всадников, призванных с шумом и гвалтом, подобно собачьей стае, кидаться первыми навстречу неприятелю и начинать сражение;

«день помощи» - основная линия конных и пеших войск, обязанных, выстроившись в шахматном порядке, наносить противнику самый сокрушительный удар;

«вечер потрясения»,- в чью задачу входило довершать разгром.

Позади этих трех линий под зеленым, с звездой и полумесяцем, знаменем пророка находились отборные запасные силы, кои пускались в дело в редких, крайних случаях.

Левое крыло именовалось Аль-Аджари, правое - Аль-Мугаджери.

И схлестнулись у стен Хазараспа два свирепых воинства!

Страшно смотреть, как насмерть, в кровь, дерутся двое мужчин. Всей кожей чуешь, глядя на них: человек не должен убивать человека! Это противно его естеству. А когда десятки тысяч окровавленных мужчин взметают копья, мечи, топоры с единственной целью - убить?

И еще страшнее видеть, что если одни умирают ради своей вековой мечты - спокойно работать, жить по-человечески, то другие их убивают всего-навсего ради паскудной добычи.

Поначалу, как водится, противники обменялись тучами стрел, - всегда над полем битвы вьются сперва стаи оперенных стрел, и уже после, когда сражение окончено, появляются стаи стервятников. Перья для стрел люди берут у хищных птиц. И можно подумать, потому так уверенно птицы слетаются к полю битвы, что полагают себя вправе возместить отнятое у них. Но берут они плату не платьем убитых - первым делом они выклевывают глаза. Затем рвут внутренности, И потом переходят к мясу.

…В самый разгар сумасшедшей перестрелки Руслан похолодел, нащупав в колчане вместо оперенных, с железными наконечниками, тростинок пустоту.

- Тьфу! Будь ты неладна…

Кто- то дернул его за полу. Фамарь? Она взглянула в разъяренные глаза руса своими темными, будто незрячими, глазами и протянула снизу вверх два колчана, набитых свежими стрелами.

- Ох ты, девчонка! - Он наклонился с седла, подхватил ее под мышки, поцеловал в губы, опустил, махнул рукой назад:

- Укройся! Убьют…

Фамарь послушно укрылась.

Чудовищный вой дерущихся отдавался острым эхом в башнях Хазараспа, - будто это они, глинобитные исполины, сами взвыли от страха.

«Покорные богу», одержимые своим учением, сулившим светлое загробное воздаяние тому, кто падет за веру, очертя голову лезли на вражьи пики; вместе с тем их одолевал простой человеческий страх перед смертью. Получалась, как дым гашиша, безумная смесь страха с отвагой. Она доводила их до одури, и, ошалев, ярясь на себя и других за этот дикий страх, они сокрушали все на пути.

Казалось, поле перед Хазараспом превратилось в гигантскую кузницу. Стук. Скрежет. Звон. Дымом горнов взлетала пыль. Мехами служили хрипящие легкие воинов. Огнем - ярость. Кувалды секир обрушивались на наковальни голов и плеч, с треском распадались щиты и панцири, раскаленную сталь мечей люди студили в крови, не в ледяной воде.

Тюрки - копьями, кривыми мечами, русичи - секирами остановили левое крыло войска Кутейбы и стали теснить его; зато на левом крыле хорезмийского войска, где с бестолковым визгом метались всадники Булана и Хуфарна (Хангири?), «покорные богу» почувствовали слабинку - и навалились всей мощью.

- Нас, пожалуй, не меньше, чем их, - сказал Хурзад другу Сахру. - Но ополчение есть ополчение! Кроме служилой знати, тюркских стрелков и русов, нет у меня хорошо обученных, опытных воинов. Зато у Кутейбы все войско состоит из закаленных, испытанных витязей. Мы, друг мой, раньше много кричали о нашей силе и храбрости, но когда настала пора их проявить - оказалось, что все ушло на крики…

Первым увел с поля битвы свой отряд несостоявшийся хорезмшах Булан. Вторым ударился в бег другой охотник до царской тиары - Хуфарн (Хангири?). Но убежать ему не удалось - какой-то «покорный богу» заарканил неудачника, стащил с коня.

Бедный Хуфарн (Хангири?). Будто в насмешку дали ему имя Доброе счастье. Так и не пришлось несчастному покрасоваться священной куклой на хорезмийском престоле: вместо того он сделался забавной тряпичной куклой в руках Кутейбы.

И кричал же Хуфарн(Хангири?), когда, окружив и разгромив разношерстное войско Хурзада, «покорные богу» обрекли на казнь четыре тысячи пленных:

- Я здесь случайно, оставьте меня!

- Умолкни, трус! - рявкнул Хурзад. И с возмущением Шаушу: - Что за люди? Жил, как червь, хоть бы умер, как человек. Где Сахр?

- Не знаю. Не видно нигде. Наверно, убит.

Кутейба предложил пленным хорезмийцам, если хотят остаться в живых, принять его веру. И все отказались, даже Хуфарн, только подумайте. Ни один из четырех тысяч не согласился покориться учению ненавистных пришельцев, что так подло вмешались в чужие дела.

- Сорвалась наша затея,- проворчал Шауш. - Выходит, зря старались?

Хурзад - невозмутимо:

- Почему зря? Ничто в мире не проходит бесследно - ни плохое, ни, тем паче, хорошее. То, что было в прошлом, непременно отзовется в будущем. Кто-нибудь да подхватит наше красное знамя.

- Мне от этого мало радости, - приуныл Шауш.

- Радости, конечно, не ахти как много, - согласился Хурзад. - Зато - утешение. Не зря сражались. Другие порадуются за нас.

Ему первому отрубили голову.

Перед тем, как меч отсек ее, он задумчиво поглядел на Шауша, дернул правой щекой снизу вверх и щелкнул языком, будто желая подмигнуть соратнику. Но не успел…

Второму, несмотря на его завывания (а может, именно из-за них), снесли голову злополучному Хуфарну, или Хангири? - никто до сих пор точно не знает, как, собственно, его звали.

Третьему - Шаушу…

Большой курган получился из четырех тысяч голов.

Шах - изменник впустил Кутейбу в Кят - и эра «покорных богу» в Хорезме началась с того, что они, во имя аллаха, разгромили академию, сожгли книги, зарезали ученых.

«Утро псового лая»…

За ним наступит «День помощи» - век дикого мракобесия, век засилия тупых, невежественных вероучителей.

Но грянет когда-нибудь и на них самих «Вечер потрясения».

Тюркам и русским удалось, прорубившись сквозь гущу «покорных богу», вырваться из окружения. Они отступили далеко на северо-запад, к озеру Хиз-Тангизи. Здесь, с тревогой выжидая исхода битвы, уже приютилась снявшаяся с обжитых мест иудейская община. Сюда же приплелся и незадачливый Булан.