Дмитрий Иловайский - Краткие очерки русской истории

Такое явление, как Бирон, указывает обратную сторону Петровых реформ; он слишком широко раскрыл двери немецкому наплыву. Спустя 5 или 6 лет по смерти Преобразователя во главе Русского государства уже стал ничтожный временщик из немцев. Немецкая партия была особенно сильна тем, что русские вельможи нисколько не отличались единодушием. Многие знатные люди в эту эпоху не стыдились унижаться перед гордым временщиком и раболепно заискивать его расположения. Самые забавы того времени, например обилие шутов в домах знатных людей, еще более усиливают мрачный характер эпохи. Замечательны маскарад и свадьба одного придворного шута, устроенные зимою 1740 года для развлечения скучающей императрицы. На этот маскарад с разных концов России вызваны были инородцы в своих национальных костюмах, а для новобрачных выстроен ледяной дом со всеми принадлежностями, сделанными также изо льда. Поздравительные стихи для них поручено было сочинить секретарю Академии наук и придворному поэту Тредьяковскому, который известен в русской литературе как неутомимый труженик науки, но бездарный, жалкий стихотворец. Его роль придворного поэта не отличалась от роли шута. Как бесцеремонно знатные люди обходились в то время с незнатными писателями и учеными, показывают отчасти жестокие побои, которые публично нанес Тредьяковскому во время приготовлений к маскараду кабинет-министр Волынский, распорядитель этого комического праздника. Тредьяковский пришел к Бирону с жалобой. Но тут его встретил Волынский и избил в самом доме герцога. Это очень оскорбило Бирона, который был уже вооружен против Волынского Остерманом. (Незадолго до того Волынский подал императрице записку, в которой порицал поведение вельмож, особенно Остермана.) Бирон на коленях упросил императрицу предать суду Волынского. Вместе с некоторыми близкими людьми он был обвинен в замыслах против правительства и казнен.

Радость о падении немецко-лютеранской партии с особою силою отразилась в речах духовных ораторов, произносимых в торжественные дни. В течение первых лет царствования Елисаветы эти речи преимущественно прославляли ее за освобождение России от правителей-иностранцев (Бирона, Миниха, Остермана и др.), угнетавших русский народ и особенно православное духовенство. Таковы в особенности речи Амвросия Юшкевича, Кирилла Флоринского и Дмитрия Сеченова.

При петербургском дворе тогда сильно интриговал французский посол маркиз Шетарди, который прежде усердно хлопотал о возведении на престол Елисаветы, а теперь вмешивался в отношения России к Швеции. Бестужев перехватывал тайные депеши иностранных послов, писанные цифрами, заставлял их переводить и показывал императрице. Таким образом ему удалось перехватить переписку Шетарди, в которой находились невыгодные отзывы об Елисавете и говорилось о подкупе Лестока в пользу Франции. После этого Шетарди был под конвоем выслан за границу, а Лесток потом удален из Петербурга.

Во время этой войны в действующей армии обнаружилась сильная нелюбовь русских солдат к офицерам-иноземцам. Один из этих иноземцев русской службы, Манштейн, рассказывает в своих записках следующее. Когда армия стояла около Выборга, в русский лагерь приехали два шведа с письмами к главнокомандующему. Солдаты Преображенской и Семеновской гвардии вдруг объявили, что иноземцы вошли в сношения с неприятелем и хотят изменить. Тотчас собралось несколько сот бунтовщиков, которые решили истребить всех иноземцев. В эту критическую минуту генерал Кейт бросается в толпу, схватывает одного из предводителей и приказывает священнику приготовить его к смерти. Пораженная ужасом толпа рассеялась, и зачинщики были строго наказаны.

Семилетняя война стоила русским до 30000000 рублей и до 300000 человек (все народонаселение России было с небольшим 10 000 000 мужского пола). Эта война послужила, впрочем, хорошею школою для нашей армии; в ней развились таланты наших будущих полководцев, каковы Румянцев и Суворов.

Но рядом с такими нравами встречаются и отрадные примеры. Образцом супружеской добродетели является княгиня Наталья Долгорукова, дочь Шереметева, знаменитого фельдмаршала петровских времен; она сделалась женою князя Ивана Долгорукова, любимца Петра II, разделяла с ним жестокие страдания ссылки и после его казни кончила свои дни в монастыре. Она оставила записки о своей жизни.

Во времена Елисаветы развитию роскоши между дамами высшего слоя способствовал также пример императрицы: она любила одеваться пышно и по нескольку раз в день меняла свой костюм. После кончины государыни в ее гардеробе, говорят, нашли более 15000 платьев и соответствующее количество других принадлежностей туалета. При ней развитие вкуса сделало заметные успехи. Так, Петербург в ее царствование украсился великолепными зданиями, сооруженными по планам итальянского архитектора графа Растрелли; между ними первое место занимает Зимний дворец, построенный в конце елисаветинского царствования.

До какой степени взятки были обычаем чиновников, показывает следующий случай. Зять Данилова после смерти своего брата сделался наследником богатого имения, но другие родственники вступили с ним в спор, и только за деревню в 50 душ крестьян секретарь Вотчинной коллегии решил дело в пользу зятя. Последний, получив имение, перестал уже прилежно заниматься службою, а так как дворянин тогда не мог выйти в отставку по своему желанию, то он брал из полка годовые отпуска, за которые платил полковому секретарю подарками, каждый раз душ двенадцать крестьян с женами и детьми. Полковой же писарь был совестливее своего секретаря: «Он брал только по одному человеку за пачпорт».

В каком беззащитном положении часто находились сельские жители относительно разбойничьих шаек, дает понятие следующий рассказ в записках княгини Натальи Долгорукой.

После воцарения Анны Ивановны семейство Долгоруких получило приказ удалиться на житье в свои дальние деревни. Долгорукие отправились большим обозом в сопровождении значительной дворни.

«Однажды, — пишет Наталья Борисовна, — приехали мы ночевать в одну маленькую деревню, которая на самом берегу реки, а река преширокая; только мы расположились, палатки поставили, идут к нам множество мужиков, вся деревня, валятся в ноги, плачут, просят: „Спасите нас! Сегодня к нам подкинули письмо; разбойники хотят к нам приехать, нас всех побить до смерти, а деревню сжечь: помогите вы нам! У вас есть ружья, избавьте нас от напрасной смерти, нам обороняться нечем, у нас, кроме топоров, ничего нет, здесь воровское место: на этой неделе здесь в соседстве деревню совсем разорили, мужики разбежались, а деревню сожгли“. Путешественники не спали всю ночь, лили пули, заряжали ружья и готовились к отпору. Разбойники, вероятно, узнали о них и в эту ночь не явились».