Дмитрий Иловайский - Краткие очерки русской истории

«Кто из вас, братцы, 30 лет назад подумал бы, что вы теперь здесь, на Балтийском море, работаете вместе со мною в немецком платье и воздвигаете себе город в землях, завоеванных нашими трудами и нашею храбростью? Что вы увидите стольких храбрых и победоносных солдат и матросов из русского народа, столь хорошо обученных сыновей, воротившихся на родину из чужих земель, столь многих иностранных мастеров и ремесленников в нашей стране? И что вы доживете до такого почтения к нам от иностранных потентатов? Историки указывают на Грецию как на древнюю колыбель всех наук, откуда по воле Провидения они изгнаны и перешли в Италию, а потом распространились и по всем европейским странам; но небрежение наших предков воспрепятствовало им проникнуть далее Польши, тогда как поляки, равно и немцы, находились прежде в таком же густом мраке, в каком мы доселе, но непрерывными трудами своих правителей они отверзли себе очи и присвоили себе искусства, науки и обычаи древней Греции».

Далее царь говорил, что теперь очередь дойдет до России, если они (т. е. присутствующие) будут помогать ему в его предприятиях и оказывать безусловное повиновение. (Мысль с кругообразном движении наук сообщена Петру Лейбницем.)

Главным пороком в этом полуобразованном обществе была привычка обогащаться на счет казны, брать взятки и, смотря по личным расчетам, скрывать правду от царя. Иногда Петр, разгневанный частыми обманами, сурово карал сановников, уличенных в лихоимстве и грабительстве (например, он казнил обер-фискала Нестерова и велел повесить сибирского губернатора князя Гагарина). Своих приближенных он по большей части наказывал штрафом или дубинкою из собственных рук.

Татищев в предисловии к своей «Русской истории» рассказывает о князе Якове Долгоруком следующее:

В 1717 году Петр на одном пиру разговаривал с вельможами о делах своего отца и о патриархе Никоне. Тогда граф Мусин-Пушкин начал унижать Алексея Михайловича в сравнении с Петром. Государь этим огорчился и, встав от стола, сказал: «Ты хулою дел отца моего, а лицемерною мне похвальбою более меня бранишь, нежели я терпеть могу». Потом подошел к князю Долгорукому и, встав у него за стулом, говорил: «Ты меня больше всех бранишь и так тяжко спорами досаждаешь, что я часто едва могу терпеть, но как рассужу, то и вижу, что ты меня и государство истинно любишь и правду говоришь, для того я тебя искренно благодарю; ныне же я тебя спрошу и верю, что о делах отца моего и моих нелицемерно скажешь». «Изволь, государь, сесть, а я подумаю», — отвечал Долгорукий. Потом, подумав немного и разглаживая по привычке свои длинные усы, он начал так: «Главные дела государей три. Первое — внутренняя расправа и главное ваше есть правосудие. В сем отец твой более, нежели ты, сделал… Другое — военные дела. Отец твой много через оные хвалы удостоился и пользу великую государству принес; тебе устроением регулярных войск путь показал, да по нем несмысленные все его учреждения разорили, что ты почитай все вновь делал и в лучшее состояние привел… Третье — в устроении флота, в союзах и поступках с иностранцами ты далеко большую пользу государству и себе честь приобрел, нежели отец твой, и сие все сам, надеюсь, за право примешь». Петр, выслушав все терпеливо, поцеловал Долгорукого и сказал: «Благий рабе верный, в мале был если верен, над многими тя поставлю».

Толстой участвовал в стрелецком бунте в пользу царевны Софьи; впоследствии сумел избежать наказания и, чтобы угодить царю, отправился в числе молодых людей, посланных учиться за границу, когда ему было 40 лет. (Точно так же Шереметев поехал учиться, имея уже 45 лет.) Потом Толстой возвысился покровительством своего родственника генерал-адмирала Апраксина и подарками влиятельным лицам. Канцлер (т. е. заведовавший иностранными сношениями) Головкин, известный своей скупостью, за деньги доставил ему важный пост русского посланника в Константинополе. Возвратясь из Турции, Толстой дал Меншикову 20 000 рублей и при помощи его сделался одним из самых приближенных лиц к царю. Впрочем, Петр не забывал его участия в стрелецком бунте и не совсем верил в его искреннюю преданность. Рассказывают, что не раз во время веселых попоек царь сдергивал с Толстого огромный парик (бывший тогда в моде) и, потрепав его по голове, приговаривал: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы ч отрубить тебя велел».

Между русскими иерархами времен Петра замечательны еще св. Митрофан, епископ Воронежский, и Иов, митрополит Новгородский. Последний на счет архиерейских доходов заводил в Новгороде училища, больницы и сиротские приюты.

«Когда после Нарвского сражения Петр Великий повелел новогородцам без различия возраста, пола и звания делать окопы вокруг города и произошел от сего ропот, восьмидесятилетний архипастырь первый вышел в простом платье с лопатою, начал копать землю и тем водворил спокойствие». (Словарь достопамятных людей Русской земли Д. Бантыш-Каменского.)

Вот еще некоторые из наиболее замечательных преобразований и начинаний Петра Великого.

Отменен правеж, вместо того предписано должников отсылать на работы. Для умножения казенных доходов введена гербовая бумага. (Сумма государственных доходов в конце этого царствования простиралась до 10000000 рублей.) Дома в городах и селах для безопасности от пожаров предписано строить по плану, в известном расстоянии друг от друга. Запрещено хоронить покойников ранее трех дней и погребать внутри города. В столицах заведены аптеки и в них определены цены на медикаменты. Усилены виноделие и шелководство в Южной России. Начались конские заводы и разведение табаку. Введено улучшенное овцеводство и скотоводство (холмогорский скот). Начали издаваться печатные ведомости о современных событиях для всеобщего сведения (с 1703 года). Заведен в Москве первый публичный театр. Построением дворцов по иностранным образцам, выпиской картин и статуй началось пересаждение изящных искусств из Западной Европы в Россию. (В это время явился замечательный русский живописец Никитин.)

Замечательна судьба одного из самых доверенных лиц Петра Великого, Феодосия Яновского, бывшего при вступлении на престол Екатерины новгородским архиепископом и первенствующим членом Синода. Его погубили гордость и неуступчивость. За оскорбительные слова против императрицы он подвергся розыску Тайной канцелярии, сослан в монастырь святого Николая на устье Северной Двины и посажен в тесное заключение под именем «чернец Федоса». Его должность занял более гибкий и дальновидный Феофан Прокопович.

Царствование Екатерины I было обеспокоено появлением на Востоке двух самозванцев, которые выдавали себя за царевича Алексея Петровича. Оба они потом казнены в Петербурге.