Мадлен Миллер - Песнь об Ахилле

— Моя мать, — прошептал Ахилл, — моя мать, она…

— Пирра! — голос Ликомеда пронесся по залу, покрыв шумные рыдания его дочери. Он обращался к Ахиллу, понял я. Пирра. Светлокосая.

Ахилл и ухом не повел; Деидамия зарыдала громче. Царь, проявив рассудительность, которой я от него не ожидал, окинул взором своих придворных и женщин. — Вон, все, — велел он. Приказу подчинились с неохотой; уходя, все бросали любопытные взгляды на нас.

— Итак, — Ликомед прошел к нам, и я впервые увидел его лицо. Кожа его отливала желтизной, а седеющая борода походила на свалявшуюся грязную шерсть, но взгляд был остр и внимателен. — Кто этот человек, Пирра?

— Никто! — крикнула Деидамия, стискивая руку Ахилла.

И одновременно с нею Ахилл холодно произнес: — Мой супруг.

Я закрыл рот, чтоб не выглядеть, как выброшенная на берег рыба.

— Неправда! Никакой он не супруг! — голос Деидамии взвился, вспугнув усевшихся под кровлей птиц. Несколько перышек упало на пол. Она говорила еще что-то, но за плачем слов было не разобрать.

Ликомед повернулся ко мне, словно ища спасения, как мужчина у мужчины. — Это правда, уважаемый?

Ахилл сжал мои пальцы.

— Это так, — сказал я.

— Нет! — взвизгнула царевна.

Ахилл, не обращая внимания на то, что она его толкала, склонил голову перед Ликомедом. — Мой супруг пришел за мною, теперь я могу оставить твой двор. Благодарю за твое гостеприимство. — Ахилл поклонился так, как это делают женщины. Какая-то часть моего сознания отметила, что он проделал это невероятно красиво.

Ликомед поднял руку, останавливая нас. — Следует сперва переговорить с твоей матерью. Это ведь она отдала тебя мне на воспитание. Она знает про этого супруга?

— Нет! — снова сказал Деидамия.

— Дочь моя! — Ликомед нахмурился — очень похоже на свою дочку. — Прекрати это. Отпусти Пирру.

Лицо ее пошло пятнами и было мокро от слез, грудь тяжело вздымалась. — Нет! — она повернулась к Ахиллу. — Ты лжешь! Ты предал меня! Чудовище! Апатес! — Бессердечный.

Ликомед замер. Пальцы Ахилла сильнее сжали мои. Слова имеют род — и она употребила мужской.

— Что это было? — медленно проговорил Ликомед.

Лицо Деидамии побледнело, но она упрямо вздернула подбородок и голос ее не дрогнул.

— Он — мужчина, — сказала она. И затем: — Мы женаты.

— Что?! — Ликомед схватился за горло.

Я не мог говорить. Лишь рука Ахилла не дала мне упасть.

— Не делай этого, — сказал ей Ахилл. — Прошу тебя.

Это ее, кажется, только разозлило. — Нет, я это сделаю! — Она повернулась к отцу. — Ты глупец! Только я об этом знала! Я знала! — она в доказательство ударила себя в грудь. — И теперь скажу всем. Ахилл! — Она выкрикнула его имя так, будто хотела, чтоб оно донеслось сквозь толстые каменные стены до самих богов. — Ахилл! Ахилл! Я скажу всем!

— Не скажешь, — слова были холодны и остры как нож; они легко пресекли крики царевны.

Я знаю этот голос. Я обернулся.

Фетида стояла в дверях. Лицо ее сияло, будто бледно-голубая сердцевина пламени. Глаза чернели, огромные на бледном лице, и она казалась мне даже выше, чем прежде. Волосы ее были так же блестящи и платье прекрасно, как всегда, но что-то было в ней невообразимо дикое, будто вокруг нее вился невидимый ветер. Она казалась Фурией, демоном, что выходит из крови людской. Я почувствовал, как дыбом встают волосы, и даже Деидамия смолкла.

Мгновение мы стояли, смотря на нее. Затем Ахилл поднял руку и сбросил покрывало со своих волос. Он разорвал платье спереди, обнажив торс. Огни факелов играли на его коже, окрашивая ее золотом.

— Довольно, матушка, — сказал он.

Что-то дрогнуло в ее лице. Я было испугался, что она его ударит. Но она продолжала смотреть на него все теми же беспокойными черными глазами.

Тогда Ахилл повернулся к Ликомеду. — Моя мать и я, мы ввели тебя в заблуждение, за что я прошу простить. Я царевич Ахилл, сын Пелея. Она не желала, чтобы я отправился на войну, и спрятала меня здесь.

Ликомед сглотнул, но ничего не сказал.

— Мы уходим, — мягко сказал Ахилл.

Эти слова вывели Деидамию из оцепенения. — Нет, — сказала она, снова возвысив голос. — Ты не можешь уйти. Твоя мать произнесла над нами слова, связующие нас узами брака. Ты мой муж.

Ликомед с шумом втянул воздух, глаза его остановились на Фетиде. — Это действительно так? — спросил он.

— Это так, — ответила богиня.

В моей груди будто что-то оборвалось и упало с большой высоты. Ахилл повернулся ко мне, собираясь что-то сказать. Но мать его опередила.

— Ты связан с нами теперь, царь Ликомед. Ты продолжишь укрывать здесь Ахилла. Ты не скажешь, кто он таков. Взамен твоя дочь сможет когда-нибудь заявить свои права жены знаменитого мужа. — Взгляд ее скользнул по голове Деидамии и вновь вернулся к царю. — Это лучше, чем то, что она собиралась сделать.

Ликомед с силой провел рукой по своей шее, словно разглаживая морщины. — У меня нет выбора, — сказал он, — как ты понимаешь.

— А что, если я не стану молчать? — снова возвысила голос Деидамия. — Ты меня уничтожила, ты и твой сын. Я спозналась с ним, как ты мне велела, и моя честь утрачена. Я заявлю свои права на него теперь, перед всем двором.

Я спозналась с ним.

— Глупая девчонка, — сказала Фетида. Каждое слово падало, будто острие секиры, острое и безжалостное. — Нищая и заурядная, разве что лукава. Ты не заслуживаешь моего сына. Ты будешь знать свое место, или я сама укажу его тебе.

Деидамия отступила, глаза ее расширились, а губы сделались белыми. Руки ее дрожали. Одну она прижала к животу и стянула ткань платья, будто пытаясь защититься. Мы услышали, как за стенами дворца громадные волны с ревом разбиваются об острые скалы, там и сям торчащих у берега.

— Я беременна, — прошептала царевна.

Пока она говорила это, я смотрел на Ахилла. В его лице я увидел ужас. Ликомед застонал, будто от боли.

Моя грудь будто опустела и стала хрупка, как скорлупа яйца. Довольно. Не знаю, произнес я это или только подумал. Я отпустил руку Ахилла и бросился к двери. Фетиде пришлось посторониться, иначе я бы влетел в нее. Я выскочил во тьму двора.

— Подожди! — крикнул Ахилл. Чтобы догнать меня, ему потребовалось более времени, нежели обычно, равнодушно отметил я про себя. Должно быть, платье мешало ногам. Он схватил меня за руку и сжал ее.

— Отпусти, — сказал я.

— Прошу, подожди. Прошу, дай мне все объяснить. Я не хотел этого. Мать… — он едва не задыхался. Никогда я не видел его в таком отчаянии.

— Она привела ту девушку в мою комнату. Она заставила меня. Я не хотел. Мать сказала, она сказала… — он путался в словах. — Она сказала, что если я это сделаю, она скажет тебе, где я.

Чего ожидала Деидамия, думал я, когда показывала мне танцы своих дев? Она что, и вправду думала, что я его не узнаю? Я бы узнал его по одному прикосновению, по запаху, я бы и слепой узнал его, по дыханию, по звуку, с каким его ноги ступают по земле. Я узнал бы его и в смерти, и в конце времен.