Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

Фрунзе не ложился спать в эту ночь. Что ни говори, а расстрел махновского комкора прямо в штабе взволновал его. Теперь он ждал звонка от командарма-4 Лазаревича, которому накануне передал в подчинение махновский корпус, а заодно и секретный приказ о его ликвидации.

Видимо, после всех этих волнений, после полуночи у главкома разболелся желудок, он достал из стола пачку соды, налил стакан воды, всыпал ложечку соды, размешал, выпил. Вскоре боль стала затихать. Взглянул на настенные часы, шёл третий час. Подумал: «Ну, наверно, начали. К утру должны управиться». Но вскоре раздался резкий звонок телефона. Фрунзе схватил трубку. Далеко на конце едва слышалось:

— Товарищ комфронта, а их уже нет.

— Кого? — не понял главком.

— Махновцев.

— Где же они?

— Ушли.

— Когда? Куда?

— Местные жители говорят: ещё с вечера. Вроде на север.

— Раз-зявы, — выругался Фрунзе и звонком вызвал адъютанта.

— Пришли ко мне Кутякова и скажи связистам, пусть соединят меня со штабом 7-й кавдивизии. Да побыстрее.

Скоро явился Кутяков — помощник командующего. Узнав о случившемся, выругался и сказал уверенно:

— Это предательство, Михаил Васильевич. Какая-то сволочь им сообщила.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Более того, догадываюсь — кто.

— Кто?

— Кто-нибудь из будённовских, там много им сочувствующих.

— Будённому надо усы повыдергать.

Он-то при чём? Он рубака. Это скорее вина членов Реввоенсовета Первой Конной Ворошилова и Щаденко.

Резко зазвонил телефон, Фрунзе взял трубку.

— Товарищ главком, на проводе штаб 7-й кавдивизии.

— Где начдив, Мишин?

— Он отдыхает.

— Разбуди и побыстрее — это Фрунзе.

Через длинную паузу в трубке послышался низкий прокуренный голос:

— Начдив-7 слушает.

— Проспал, начдив, махновцев.

— Почему? Не проспал.

— Так где они?

— Часа полтора тому проследовали на север колонной.

— Почему не задержал?

— Не имел права, товарищ главком. Они шли с паролем.

— Тьфу, — невольно сплюнул Фрунзе. — Велика ли колонна?

— Версты на три. Такую, товарищ главком, дивизией не задержишь. У них около 20 пушек и несколько сот пулемётов и сабель тыщи две-три. Не то что дивизии — корпусу рога сломают.

После разговора с 7-ой кавдивизией Фрунзе приказал связаться с командиром 3-го кавалерийского корпуса:

— Товарищ Каширин, немедленно поднимайте свой корпус, догоняйте колонну махновского отряда и уничтожьте его.

— Не могу, товарищ главком.

— Что значит «не могу»? — спросил с грозой в голосе Фрунзе.

— Михаил Васильевич, кони вымотаны вусмерть, их минимум три недели откармливать надо, мы ж только что с карательной экспедиции вернулись. Вы бы там насчёт фуража...

Фрунзе бросил трубку, на дослушав Каширина. Потом связался с командармом-6 Корком. Объяснил ему ситуацию, спросил:

— Август Иванович, как вы думаете, кто их может задержать?

— Гнаться на наших одрах за ними бесполезно, в этом Каширин прав. И вообще, Михаил Васильевич, из крымских соединений вряд ли найдётся на них надёжная сила.

— Почему?

— Ну как? Бойцам-то махновцы — вчерашние товарищи по оружию. Кто же на своих пойдёт?

— Тут вы, пожалуй, правы. Август Иванович.

— Поэтому пусть выскакивают из Крыма, а вы свяжитесь с 4-й дивизией Тимошенко и с интербригадой Матэ Задки на мелитопольщине. Они с Каретниковым кашу из одного котелка не ели.

— А если поручить 1-й дивизии на перешейке?

— Они скорее пойдут по своей старой дороге — Литовский полуостров и Сиваш. А у нас на Литовском пусто.

Лишь к утру связисты наконец нашли начдива-4 Тимошенко и соединили с главкомом.

— Товарищ Тимошенко, как и ожидалось, махновцы вновь нарушили договор с Советской властью и сейчас корпус Каретникова, обманным путём уходя из Крыма, направляется к своему атаману Махно. Ваша задача на допустить этого. Приказываю встретить мятежный корпус и уничтожить.

— Есть встретить и уничтожить, — отвечал по-военному Тимошенко. — Какие у них силы?

— Примерно тыщи две сабель, около трёхсот пулемётных тачанок и с десяток орудий. Интербригада Матэ Залки у вас?

— Да, вот сам Залка со мною рядом.

— Передайте ему трубку.

— Я слушаю вас, товарищ Фрунзе, — послышался баритон венгра.

— Товарищ Залка, вы поступаете в подчинение Тимошенко и имеете боевую задачу — уничтожить мятежный корпус махновцев.

— Есть уничтожить мятежников, товарищ главком. Спасибо за доверие.

Фрунзе, поморщившись, положил трубку и потянулся к стакану. Кутяков услужливо подхватил графин, стал наливать воду.

— Болит?

— Болит. Выдвинь ящик, Ваня, достань соду.

— Лечиться надо, Михаил Васильевич, — в который уже раз посоветовал Кутяков.

— Когда, Ваня? Сам видишь, ни минуты покоя.

Доклад начальника контрразведки Зиньковского о разоблачении целой группы террористов, присланных Чека для ликвидации Махно, не понравился Нестору:

— Какие у тебя доказательства, что они посланы Чека?

— Все семеро признались на беседе.

— Знаю я твои «беседы», на них и бочка признается, что она сноха Петлюры.

— Обижаешь, Нестор Иванович, а агенты у меня для чего? Именно благодаря им я этих бомбистов и заарканил.

— Кем были посланы?

— Манцевым.

— Опять Манцев?

— Опять. Что делать, у них, чекистов, работа такая.

— Чёрт его знает, — наморщился Нестор, — у них там, в Харькове, левая рука не знает, что делает правая.

— Что-то не верится, — хмыкнул Зиньковский.

— Что не верится? Рыбин только что говорил по телефону с Раковским, тот сказал, что уже подписан четвёртый пункт договора, что вопрос о вольной Советской территории решён положительно. Аты: «не верится».

— Дай бог нашему теляти волка съесть.

— Ну и где ж твои «бомбисты»?

— Там, где им и положено быть.

— Ладно. Вижу, хлеб не зря едите, — проворчал Махно, и было непонятно не то в похвалу, не то в упрёк. Зиньковский не стал уточнять, понимая состояние батьки, не хотевшего верить в очередное предательство большевиков и лелеющего мысль о «Свободной Советской Территории». Ну никак не хотел батька лезть на ссору с большевиками, и даже прибывших на гуляйпольщину продотрядчиков не стал расстреливать, а призвав к себе старшего из них, сказал:

— У нас, голуба, принято за всё платить. У вас есть деньги платить за хлеб? Нету.

— Но у нас разнарядка, товарищ Махно, выгребать излишки.

— Хлеб лишним, брат, никогда не бывает. Это тот же товар, за него платить надо. Вот ты кто по профессии?

— Я металлист, слесарь.

— Ну вот, мы с тобой почти коллеги, я был литейщиком. Тебе за работу платили?

— Платили. А как же?

— Мне тоже платили. Почему же мы не должны платить крестьянину, товарищ? Он что, у бога телёнка съел?