Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

— Ну, допустим, чемоданы чистим у спекулянтов, у тех, кто на нужде наживается, а что касается ресторанов... Слушай, Нестор, идём ко мне в комиссариат, чаю попьём.

— А там в кутузку. Да? — усмехнулся Махно.

— Обязательно, — расхохотался Козловский, — за контрреволюционные разговорчики.

Они пришли в комиссариат, Козловский с гордостью представил сослуживцам гостя:

— Товарищи, прошу любить и жаловать, революционер Нестор Махно, мой сокамерник по Бутырке. В своё время ухлопал полицмейстера. Проходи, Нестор, в кабинет.

В кабинете, придя в себя, Нестор попробовал возмутиться:

— Что ты там намолол, Мечислав? Какой полицмейстер?

— Какая разница, Нестор. Не за красивые же глаза тебе кандалы навесили.

— Я жандарма...

— Перестань. Зато видел, как у всех глаза округлились? Ещё бы, террорист в гости пожаловал... знай наших.

Мечислав постучал в настольный звонок, в дверях явилась девушка.

— Маруся, чаю нам и бутерброды с этим... Ну, сама знаешь.

Бутерброды оказались с чёрной икрой. Махно не преминул заметить:

— Вот уж истина, кто у власти — тот у сласти.

— А ты как думал, Нестор? — засмеялся Козловский. — То они гужевались, теперь наш черёд.

— А в ресторане помои подают. Обидно, если суть революции только в смене едоков у кормушки.

— Не усложняй, Махно. А было бы справедливо, если бы победившие жрали всё ту же тюремную баланду?

— Ты участвовал 12 апреля в разгроме анархистских организаций, Мечислав?

— Естественно. Мы на Поварской тряхнули один особнячок.

— И совесть тебя не гложет?

— Ни капли. Эти особнячки стали пристанищем криминалитета, брат. Ты не очень-то жалей о них. Воровские малины, притоны, вот что в них было, а анархия только на плакате.

— Так что, анархистов совсем разогнали?

— Почему? В Анастасьевском отвели им закуток, рядом с Комиссариатом внутренних дел.

— Угу. Под крылышко охранки, чтоб им было хапать сподручней.

Козловский расхохотался, погрозил пальцем:

— Ну хитрец ты, Нестор. Лучше расскажи, как там на юге России?

— Как вы накакали, так и есть.

— Почему мы?

— Ну а кто же? Большевики по Брестскому миру скормили Украину немцам.

— Но ты же должен понимать, что это временно. Вынужденно. Придёт время, наберёмся сил, вернём назад.

— Эх, Мечислав, назад просто так не получится. Отдавали — чернилом расписались, а отбирать — кровью платить будете. Думаешь, зря немцы спихнули Раду, а возвели гетмана Скоропадского.

— А какая разница.

— Есть разница. Скоропадский — генерал, вояка, и, поощряемый своими благодетелями, он постарается придушить революцию на Украине, выполоть все её ростки, эдакий Наполеончик в жупане. А у нас в Гуляйполе уже были коммуны, между прочим.

— Коммуны? — удивился Козловский. — Ну и, конечно, кончились так же, как прошлые?

— Зря ехидничаешь, дело вполне налаживалось. Если б не немцы и гайдамаки.

— Ну и с Парижской коммуной, если б не Тьер, всё было бы хорошо. Фантазёры вы — анархисты.

— Вот, кстати, подскажи мне, как добраться до нашей Федерации.

— Я тебя провожу до трамвая.

— Спасибо, Мечислав. И за чай, и за бутерброды. Если честно, впервые ел буржуйский деликатес.

— Ну, я рад, что угодил другу. И ещё, Нестор, перепрячь револьвер во внутренний карман, что ли. У тебя его за версту видно. Удивляюсь, как тебя ребята Феликса не замели. С ними шутки плохи. А лучше оставь наган дома.

— А если нападёт кто?

— Не шляйся по ночам, а днём не нападут.

Махно достал наган из бокового кармана брюк, переложил во внутренний френча. Козловский придирчиво осмотрел его.

— Тоже выпирает, но терпимо. Если вляпаешься, ссылайся на меня. Я постараюсь тебя выцарапать, с Дзержинским у меня неплохие отношения, мы ж земляки как никак.

— Спасибо, постараюсь не вляпываться.

Козловский проводил Нестора до трамвайной остановки, дождались нужного номера.

— Вот на этом. На четвёртой остановке сходи, там в двух шагах Анастасьевский. Привет Аршинову. До скорого.

Намётанным глазом Нестор выделил в снующих по переулку людях чекистов, слишком уж откровенно и бесцеремонно они изучали встречных, а главное, держались этакими хозяевами. Именно поэтому он не решился входить сразу в помещение Федерации, а наоборот, направился к закрытой двери Комиссариата внутренних дел, занимавшего внушительное здание.

Дёрнул за ручку, и тут же, ровно из-под земли, явился агент:

— Комиссариат откроется после трёх.

Махно явил на лице тень неудовольствия, словно сожалея, и не спеша направился к дверям Федерации, как бы желая убить время. Теперь, как он полагал, чекисты должны были потерять к нему интерес.

Лишь на третий день отыскал Нестор Аршинова — своего друга по каторге и учителя. Адрес его подсказали в Федерации:

— Аршинов — комендантом в отеле, что у Триумфальной площади.

— Да не комендант я, — засмеялся при встрече Аршинов. — А ради экономии живу у коменданта, тем более что он тоже был с нами в Бутырке.

— Кто?

— Бурцев.

— Ну тогда и меня приютите, надеюсь.

— Конечно. О чём речь.

Комендантская комнатёнка была невелика, но постель для Нестора приспособили между диваном Аршинова и столом. К вечеру Махно притащил свой чемодан с тамбовскими булочками, и они перед сном попили втроём чаек с сахарином, раздобытым Бурцевым на базаре. Хвалили булочки:

— В Москве такие разве что вожди едят.

— Да, скудновато у вас тут. Ещё ж и Украину немцам подарили, — пенял Махно. — Эдак, глядишь, через год-два перемрёте как мухи.

— Ты нас не пугай. Лучше расскажи, как там у вас?

— У нас на Екатеринославщине всё помаленьку налаживалось, в нашем уезде несколько коммун образовали, к севу готовились. Даже с вашей Прохоровской мануфактурой обмен наладили, мы им хлеб, они нам мануфактуру.

— Ну и как?

— А так. Властям не понравилось, что без них, видишь ли, обошлись. Арестовали вагоны с товаром. Пришлось силой отбирать. Правильно Кропоткин говорит, всякая власть — враг народа. И вот, пожалуйте, Брестский мир и у нас немцы. А хлеб вместо Москвы на Германию поплыл. Это как?

— А что с коммунами? — спросил Аршинов.

— Отступали вместе с войсками. Я свою первую отыскал аж в Царицыне, пристроил там на хуторе. Пусть переждут. Не вечно ж под немцем будем. Поднимем народ — выгоним.

Ночью, когда уже улеглись, Нестор признался Аршинову:

— Я, Пётр Андреевич, наверно, нынче отцом стал.

— Ну да? Почему наверно-то?

— Да в коммуне-то моя жена Настя на последнем месяце, вот-вот родить должна. Плакала. Просила остаться, подождать.

— Чего ж не остался?

— Так я к концу июня должен уже в Гуляйполе быть. А мне хочется с Петром Алексеевичем повидаться.