Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

— Обо всём, что вы мне здесь осветили, товарищ Махно, приходится сожалеть, — и повернулся к Свердлову: — Реорганизуя красногвардейские отряды в Красную Армию, Яков Михайлович, мы идём по верному пути, к окончательной победе пролетариата над буржуазией.

— Да, да, — согласился Свердлов.

— Чем вы думаете заняться в Москве? — спросил Ленин Махно.

— Я здесь долго не задержусь. Согласно решению нашей повстанческой конференции в Таганроге, я должен быть к первым числам июля на Украине.

— Нелегально?

— Да.

Ленин опять повернулся к Свердлову:

— Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдалённого будущего... Пожалуйста, товарищ Махно, не принимайте это на свой счёт. Вы, я вижу, человек реальной кипучей злобы дня. На вас можно положиться. Если бы таких анархистов-коммунистов была бы хотя одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известных условиях и совместно работать.

Махно, задетый за живое, ринулся на защиту анархизма:

— Э-э, нет, товарищ Ленин. Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и её достижениями, а это свидетельствует, что они с этой стороны все одинаковы...

Ленин засмеялся:

— Ну этого вы нам не говорите. Мы знаем анархистов не хуже вас. Большинство из них если и ничего, то, во всяком случае, мало думают о настоящем. Это и разделяет нас, коммунистов, с ними.

Ленин встал, прошёлся по кабинету взад-вперёд и отчеканил твёрдо, как урок:

— Да, да, анархисты сильны мыслями о будущем, но в силу своей бессодержательной фанатичности реально не имеют с этим будущим связи...

Свердлов с усмешкой обратился к Махно:

— Вы это отрицать не можете. Замечания Владимира Ильича верны.

— А разве анархисты когда-либо сознавали свою беспочвенность в жизни? — продолжал Ленин. — Они об этом никогда не думают.

Видимо, желая изменить тему разговора, Ленин спросил повторно:

— Итак, вы желаете перебраться на Украину?

— Да.

— Желаете воспользоваться моим содействием?

— Очень бы хотелось, товарищ Ленин.

— Яков Михайлович, кто у нас в бюро по переправке людей на юг?

— Товарищ Карпенко или Затонский. Надо уточнить.

— Сейчас же позвоните и узнайте.

Свердлов пошёл к телефону, Ленин обернулся к Нестору:

— Товарищ Махно, вы же видите, как я к вам отношусь, и отношение нашей партии к анархистам не такое уж враждебное.

— А разгон анархистов на Малой Дмитровке?

— Ну, здесь мы были вынуждены, анархисты скрывали там московских и приезжих бандитов. Так что они сами навлекли на себя этот налёт.

— А имеются ли данные, что они скрывали у себя бандитов?

— Да. Всероссийская чрезвычайная комиссия их собрала. Без этого партия не разрешила бы ей действовать.

Свердлов, закончив разговор по телефону, сообщил:

— Непосредственно у дела стоит товарищ Карпенко, а Затонский занимается билетами, паспортами.

— Ну вот, товарищ Махно, завтра или послезавтра зайдите к нему и скажите от меня, чтоб он сделал всё и указал вам маршрут перехода через границу.

— Какую границу? — удивился Нестор.

— Разве вы не знаете? Теперь установлена граница между Украиной и Россией и охраняется она немецкими войсками.

— Ничего себе. Но вы же считаете Украину югом России.

— Считать одно, товарищ, а в жизни видеть — другое. Если Карпенко засомневается, пусть позвонит мне.

Ленин встал, протянул Нестору руку:

— До свиданья, товарищ. Желаю успеха.

Попрощался с Махно и Свердлов. Когда Нестор вышел, Ленин сказал:

— Деловой товарищ, надо будет его перетянуть на нашу сторону.

— Я согласен с вами, Владимир Ильич, такие люди нужны революции. А анархизмом переболеет со временем.

Махно вышел из Кремля, всё ещё находясь под впечатлением встречи с вождём: «Умнючий мужик. Такого не переспоришь».

И уже перейдя Красную площадь, спохватился: «Мать честная, а про комнату опять забыли! Закрутили голову вожди. Ну ничего, пару ночей переночую у Бурцева. Ничего с ним не случится. Расскажу о встрече с Лениным, небось подобреет».

С паспортом на имя учителя Шепеля Ивана Яковлевича Махно с великим трудом пробирался на родину.

В ночь на 3 июля он дошёл до деревни Рождественки, находившейся недалеко от Гуляйполя. Постучал в окно хаты знакомого крестьянина Клешни.

— Кто там? — послышался сонный голос.

— Открой, Захар, это я — Нестор.

В нижнем белье Клешня явился на пороге.

— О-о, Нестор Иванович, здравствуй!

— Тише, Захар, услышат соседи. Называй меня Иваном Яковлевичем. А если спросят: кто? Скажешь, мол, родич заезжал.

— Заходи, Нёс... Иван Яковлевич.

— Нет. В хату я не пойду, не хочу тебя и детей твоих подводить. Спрячь меня в какой сарай.

— Что ты, Иван Яковлевич, как вартовые или немцы налетают, в первую очередь по сараям и клуням шастают.

— А где ж тогда безопасней?

— Лучше на горище. Туда если заглянут, так всё равно не разглядят. Там и днём темно. Ляжешь за трубу и с фонарём не убачат.

Захар притащил какую-то дерюгу, тулупчик, проводил Нестора на чердак.

— Ото тут и лягай, а насчёт моих хлопцев не боись. Они хучь и невелики, но умеют держать язык за зубами. Не то что вартовым — соседям не проговорятся.

Потом, нащупав в темноте голову Нестора, приклонившись к уху, прошептал:

— В левом наружном углу в соломе крыши две бомбы схованы, а в правом — винтарь с патронами.

— Спасибо, Захар, — так же негромко поблагодарил Махно. — У меня тоже есть кое-что. Даст бог не понадобится.

Растревоженный встречей с земляком, Нестор долго не мог уснуть, хотя и чувствовал сильную усталость.

«Спать, спать», — уговаривал он себя и наконец, под пение третьих петухов, забылся.

Проснулся уже едва ли не в полдень. На чердаке было довольно светло; солнечный луч протискивался в щели вокруг печной трубы. Со двора доносись гомон игравших детей, квохтанье кур.

Осмотревшись, Нестор увидел стоявшую у него в изголовье крынку, глиняную кружку и калач, лежавший на ней. «Позаботился Захар, — подумал Махно. — А я и не услышал, когда он приходил. Этак во сне и вартовые повяжут, как курёнка».

В крынке оказался каймак, и Нестор, налив полную кружку, ел так, что за ушами трещало: «Ну вот, не то что московский кипяточек да сухари». Позавтракав, открыл чемодан, достал тетрадь, карандаш и начал писать письмо гуляйпольцам: «Товарищи, после двух с половиной месяцев моего скитания по революционной России я возвратился снова к вам, чтобы совместно заняться делом изгнания контрреволюционных армий с Украины, свержением власти гетмана Скоропадского и недопущением на его место никакой другой власти...»

Вдруг со стороны сарая, где кончался потолок хаты, послышался тихий стук лесенки, появился Клешня.