Андрей Ветер - Скалистые Горы

И вдруг Молчун увидел, что он один. Он словно очнулся после забытья, обнаружив себя в утрамбованной снежной яме. Рядом никого не было. Он поспешно поднялся, чувствуя заметную дрожь в теле, и побрёл к жилью Сидящего Волка.

Перед входом в палатку он оторопело остановился: под ногами он различил собственные следы, оставленные, когда он выходил, отпечатков же ног Лесного Лекарства на снегу не было.

***

Молчун познакомился с Вороньим Племенем десять лет назад, когда весной 1822 года с тремя вольными трапперами и пятью навьюченными лошадьми пробирался вверх по левому берегу Жирной Травы. У подножия горной гряды под названием Большие Рога они обнаружили признаки индейской деревни. Вскоре к ним навстречу выехало пять удивительно ярких мужчин на чёрных лоснящихся лошадках. Они были облачены в мягкие рубахи из выделанной добела кожи. Их тщательно расчёсанные и смазанные жиром волосы тяжёлыми смолянистыми струями спускались по спине и плечам до самых колен. Сжимая в руках копья и боевые дубинки, всадники окружили белых людей, глядя на них с высокомерием и вместе с тем с любопытством. Через несколько минут Вороны сопроводили пришельцев в большой лагерь на пологом берегу живописного ручейка. Все обитатели стойбища немедленно собрались вокруг трапперов, снуя шумными стайками, не останавливаясь ни на мгновение, размахивая руками. Едва белые люди спешились, к ним подошли вплотную, с нескрываемым интересом разглядывая их наряды и амуницию. То и дело кто-нибудь из дикарей начинал бесцеремонно теребить коричневой рукой какую-нибудь деталь туалета пришельцев. Особенно притягивали индейцев пистолеты и ружья незваных гостей.

Один из юношей в живописном наряде и с надменным выражением лица внезапно взялся за длинное охотничье ружьё Молчуна, что-то громко объясняя соплеменникам, и властно потянул оружие к себе. Траппер очень гордился этим французским ружьём с пистонным замком и подвижным магазином. На широком деревянном прикладе красовалась затейливые узоры.

— Нет, нет, дружок, — отрицательно покачал лохматой головой Молчун, — эту штуковину я просто так не отдам никому.

Но дикарь продолжал настойчиво тянуть оружие на себя. Крутившаяся в его ногах грязная пятнистая собака, брызжа слюной, подняла громкий лай. Тогда Марсель-Молчун внезапно разжал пальцы, и индеец, продолжая рвать на себя ружьё, от неожиданности упал на спину. Траппер проворно выхватил из-за сыромятного ремня два длинноствольных пистолета, направил один из них на лаявшую собаку и немедленно спустил курок. Громкий выстрел заставил всех собравшихся вздрогнуть. Лохматая псина ткнулась окровавленной мордой в траву без единого звука. Сию же секунду Молчун толкнул вторым пистолетом в грудь индейца, растянувшегося перед ним на спине и прижимавшего к себе ружьё.

Толпа затаила дыхание, и в глубоком молчании прошло несколько минут. Казалось, что над головами людей сгустилась нежданная свинцовая туча, несущая ураган. Но нет, юноша протянул руки, возвращая захваченное оружие законному владельцу. Со всех сторон прокатилась волна облегчённого вздоха, смятенье улеглось. А не более чем через четверть часа белые люди уже сидели в палатке и раскуривали с Воронами трубку. Никто из свидетелей случившегося не знал, что второй пистолет Молчуна не был заряжен…

Зимой 1826 года племянник Сидящего Волка по кличке Стервятник решил поднять воинов в рейд против Отрезателей Голов, чтобы отомстить за смерть своего близкого друга. Погода стояла студёная, но тихая. Стервятник собрал всего пять человек, потому как никто не желал покидать уютные дома и уходить в снежную даль. Зимнее время не располагало к военным походам. После недолгого колебания Сидящий Волк решил присоединиться к молодым воинам.

Однако на второй день пути на их отряд обрушилась страшная снежная буря. Индейцы растеряли друг друга, едва разошлись на несколько шагов. Снежная стена поднималась с земли, извивалась вокруг всадников, образуя белый лабиринт, валила с ног и с ужасающим завыванием рассыпалась в прах, чтобы через секунду вновь наполнить пространство снежными иглами.

Вскоре Сидящий Волк превратился в живой сугроб. Лошадь пыталась вырваться из-под него, напуганная хлёсткими ударами ветра, и воин поспешил привязать себя к луке деревянного седла длинной верёвкой из конского волоса, обмотавшись ею вокруг пояса. Он не видел ничего перед собой. Время остановилось.

Внезапно он почувствовал, что завис в воздухе, опора под ним исчезла, и индеец полетел вниз. Сильный рывок заставил его зависнуть над пропастью. Ухватившись окоченевшими руками за верёвку, Сидящий Волк покрутил головой, приходя в себя, и понял, что лошадь сбросила его с обрывистого берега. Если бы не верёвка, он бы уже покоился на глубоком каменистом дне. Он принялся раскачиваться, пытаясь дотянуться до края обрыва, ударяясь о заледеневшую корявую стену земли, но все усилия оказались тщетными. Снег залепил ему глаза, уши и рот, и окружающий мир исчез.

Очнувшись, Сидящий Волк обнаружил над головой тихое чёрное небо с едва видимыми крупинками мерцающих звёзд. Внизу лежала покрытая льдом река. Он пошевелил окаменевшими пальцами и взялся за верёвку.

— Хо! Вперёд! — крикнул он ослабшим голосом, ясно понимая, что силы покидали его. Вся надежда возлагалась на верного скакуна. И тот понял, двинулся медленными шагами, заскрипел снегом в морозной тишине, фыркнул пару раз и вытянул хозяина на край обрыва.

Свисавшая с седла шкура бизона превратилась в камень и не могла послужить накидкой, сумка с вяленым мясом застыла и не поддавалась пальцам. Сидящий Волк с трудом поприседал, но тело не желало слушаться.

— Пошли, делать нечего, — сказал он четвероногому другу и побрёл вперёд, перенося отяжелевшие ноги из сугроба в сугроб.

Как долго они шагали, трудно сказать, но силы человека и животного иссякали с каждой минутой. В конце концов лошадка рухнула на передние колени, жалобно распахнув глаза. Её морда всё больше покрывалась коркой льда. Индеец облокотился на круп и опустил голову, осознав безвыходность положения. Погрузившись в состояние мрачной печали, Сидящий Волк медленно извлёк широкое лезвие из твёрдых ножен.

— Прости меня, мой друг, — его губы едва шевелились, — Много раз ты выручал меня своими проворными ногами, унося от жестоких врагов. Я украшал твою гриву перьями, покрывал твою голову и ноги священными узорами, чтобы охранить от опасности. Я пускал тебя к твоим собратьям, чтобы вы могли спариваться и производить потомство. Я был счастлив с тобой, но настал момент, когда тебе придётся сослужить мне последнюю службу. Я прощаюсь с тобой и прошу простить меня за мой поступок.