Игорь Ефимов - Бунт континента

— Вы ведете дневник?

— Конечно, с ранней юности. Я не знаю другого способа учиться на собственных ошибках и исправлять их. А вы?

— У меня есть подробные книги расходов по поместью, хроника семейных событий, учет погодных условий. Но настоящий дневник?.. Нет, не получалось. Все самое важное в жизни — отношения с близкими, музыка, размышления о загадках Творения — все это так неуловимо для наших слов. Слова возвращают всё на тот уровень, на котором важность утрачивается.

В это время капитан поднес рупор ко рту и прокричал несколько команд. Нос галеры начал поворачивать налево, боковая волна с неожиданной силой ударила в борт. Палуба дернулась под ногами собеседников, оба поспешно ухватились за перила.

— Я догадываюсь, почему капитан решил закончить нашу прогулку, — сказал Джефферсон. — Мы достигли той точки, где сходятся границы трех колоний. Наша корма еще в Пенсильвании, нос — в Делавере, а весла, полагаю, вторглись в водное пространство Нью-Джерси. В каждой колонии — свои правила судоходства, и капитан опасается нарушить их по неведенью. Если три близких соседа до сих пор не сумели согласовать такую немаловажную деталь, вы представляете, какой гигантский труд предстоит тем, кто попробует соединить в единое целое тринадцать колоний, растянувшихся на две тысячи миль?

Ноябрь, 1775

«Так как многие из наших подданных в различных колониях Северной Америки, поддаваясь призывам злоумышленников и нарушая верность защищавшей их верховной власти, совершили множество противозаконных деяний, ведущих к нарушению общественного спокойствия, обрыву торговых связей, и вылились в открытый бунт, в отказ подчиняться постановлениям властей и законам и во враждебные военные действия, мы решили, по согласованию с нашими советниками, выпустить королевскую прокламацию, объявляющую, что не только наши официальные лица, военные и гражданские, должны приложить все усилия к подавлению бунта и привлечь изменников к суду, но также все подданные королевства обязывются направить все силы к разоблачению преступных заговоров, устроенных против нашей короны и достоинства и сообщать имена и действия злоумышленников соответствующим властям».

Из королевской прокламации, прибывшей в Америку 31 октября, 1775

31 декабря, 1775

«Сегодня — последний день службы солдат, записавшихся в армию в этом году... В нашем лагере под Бостоном — растерянность и смятение... Мы очень страдаем от холода и нехватки дров. Во многих полках доставляемые продукты едят сырыми, потому что нечем топить печи. И это притом что мы уже сожгли все ограды в округе и вырубили все деревья в радиусе мили вокруг лагеря. Лишения солдат трудно описать. Завтра армия ослабеет как никогда».

Из письма генерала Натаниэля Грина

14 января, 1776

«Нам говорят, что Англия — наше отечество. Тогда ей тем более должно быть стыдно за свое поведение. Даже звери не пожирают своих детенышей, и даже дикари не идут войной на своих семейных; так что это утверждение, если бы было верным, обернулось Англии упреком. Но оно, при всем том, и неверно. Выражения «отечество» или «родина-мать» были иезуитски присвоены королем и его приспешниками, чтобы воспользоваться доверчиво-стью нашего ума. Европа, а не Англия, является отечеством для Америки».

Томас Пэйн. «Здравый смысл»

Январь, 1776

«Отчеты о парламентских дебатах по делам колоний, речь короля и отказ в последней петиции Конгресса прибыли в Америку в начале 1776 года. Вместе с ними пришли известия о том, что королевское правительство ведет наем солдат в графстве Гессенском и других европейских государствах и что эти наемники должны будут помогать в окончательном подавлении колоний... Трудно описать возмущение, вызванное во всех слоях общества этими новостями. Речь короля была осуждена и сожжена посреди военного лагеря в Кэмбридже. Колеблющиеся обрели решимость, робкие осмелели, философски настроенные поклонники мира покинули свои умозрительные схемы и облачились в доспехи и шлемы. Решительные действия сделались единственно возможной формой поведения».

Мерси Отис Уоррен. «История революции»

3 марта, 1776

«Дом трясется от рева пушек. Выглянув наружу, я поняла, что огонь ведут наши войска под Бостоном. Заснуть невозможно, мое сердце колотилось в унисон с канонадой всю ночь. День прошел спокойно, но что принесет завтрашний день, знает один только Бог».

Из письма Абигайль Адамс мужу

МАРТ 1776. БОСТОН

Вашингтон приоткрыл один глаз и в свете ночника разглядел стрелки хронометра. Обе вздымались кверху, чуть разойдясь, как руки сдающегося в плен солдата. Билли Ли застелил ему походную кровать в восемь вечера — значит, четыре часа крепкого сна были отбиты у врага. Врага звали бессонница. За восемь месяцев осады он научился предчувствовать ее атаки, обманными маневрами отвоевывать то десять минут, то двадцать. А главное — не впадать в панику при ее приближении.

Нет, проснувшись посреди ночи, он больше не вскакивал, не зажигал свечу, не склонялся над депешами и картами, рассыпанными на столе. Он уже знал, что мозг может обманно удовлетвориться несколькими часами сна, но тело, не получившее свой законный рацион отдыха, потом взбунтуется посреди дня и откажется выполнять простейшие приказы.

Стратегия состояла в том, чтобы теперь занять чем-то проснувшийся мозг. Завтра — решающий день. Все ли они учли на последнем военном совете? Хватит ли собранных подвод и повозок, чтобы погрузить на них все конструкции, тайно заготавливавшиеся в течение двух недель? Успеют ли солдаты и саперы за одну ночь установить их на Дорчестерских высотах? Знают ли британцы, что полковнику Ноксу удалась его отчаянная затея: перетащить шесть десятков артиллерийских орудий по снежному бездорожью, через болота и горы, покрыв расстояние в триста миль?

Когда этот двадцатипятилетний бостонский книготорговец пришел к Вашингтону в октябре и предложил ему свой план, первое впечатление о нем было: типичный книжный фантазер. Форт Тикандерога, расположенный между озером Джордж и озером Шамплейн, был отбит у британцев еще в мае 1775 года, и вся находившаяся там артиллерия попала в руки американцев. Но каким образом преодолеть сотни миль и доставить ее под Бо-стон? Нокс уверял, что зимой, по снегу, это будет возможно. Вашингтон к тому времени так устал от вынужденного бездействия, что решил поддержать дерзкую затею. Он убедил Конгресс выделить деньги на экспедицию Нокса, и тот, вместе со своим братом, исчез в декабрьских буранах. Снова возник в лагере осаждавших только в середине февраля. Приведя с собой длинную вереницу гигантских саней, нагруженных превосходными мортирами, гаубицами, пушками, включая огромную двадцатичетырехфунтовку, весившую больше двух тонн.