Игорь Ефимов - Бунт континента

— Чем он занимался, живя в Англии?

— О, хватался то за одно, то за другое. Какое-то время был матросом на торговом корабле, потом овладел ремеслом отца и занялся изготовлением женских корсетов. Служил сборщиком налогов на алкоголь и табак, однако был уволен за какие-то нарушения. Настоящего образования получить не смог, но зачитывался газетами и журналами. Видимо, к тридцати годам в памяти его скопилось достаточно знаний о текущей политике, чтобы произве-сти благоприятное впечатление на доктора Франклина, когда они встретились в Англии. Рекомендательное письмо от нашего прославленного ученого — вот единственное богатство, с которым Томас Пэйн пересек океан.

— В прошлом году мне попалось в «Пенсильванском журнале» интересное эссе под названием «Купидон и Гименей». Оно было подписано Эзоп, но знающие люди утверждают, что вышло оно из-под того же пера, что и «Здравый смысл». Там Купидон устраивает выговор Гименею, объясняя, что это ему Юпитер поручил соединять любящие сердца в браке, а Гименею оставил только роль мелкого чиновника, скрепляющего союз брачной церемонией. Гименей отвергает такое истолкование своей роли и заявляет, что он устраивает браки в соответствии с распоряжениями бога Плутоса.

— Волнующая тема! Доктор Франклин в свое время тоже опубликовал эссе под названием «Размышления об ухаживании и бракосочетании».

— Возможно, именно на это эссе Томас Пэйн откликнулся своими «Заметками о несчастливых браках», — сказал Чарльз Пил. Он к тому времени уже поставил холст с эскизом портрета Джефферсона лицом к стене («Нет-нет, показывать еще рано!») и теперь набрасывал портрет доктора Раша. — Там он со знанием дела описывает, как взаимная страсть угасает после бракосочетания, как супруги перестают щадить чувства друг друга, как начинают искать приятное общество вне дома, находят его и пускаются в череду любовных связей на стороне, вступив в сговор взаимной покладистости и равнодушия.

— Насколько я знаю, Пэйн был женат дважды, и оба раза — неудачно, — сказал Раш. — Многие считают его неуживчивым, но мне нравится его характер. Уж если он верит во что-то, так станет отстаивать свой взгляд, не считаясь с обстоятельствами. Мы с ним одинаково убеждены в необходимости отделения от Англии, в греховности работорговли, в нелепости передачи титулов по наследству.

— Я слышал, что «Здравый смысл» принес ему и издателю изрядный доход, но он отдал почти все деньги на покупку теплого обмундирования для ополченцев, отправлявшихся в Канаду.

— И это притом что у него нет никакого постоянного дохода. Злые языки утверждают, что Пэйн не начнет писать, не опорожнив бутылку рома. Но я-то вижу и знаю, как долго он оттачивает каждую мысль, каждую фразу. Мне, например, не составляет труда начать и закончить памфлет за один день, в перерывах между визитами больных. А он будет весь вечер корпеть над одной страницей. Конечно, у него есть свои причуды и странности. Но у кого их нет?

— Я встречался с ним несколько раз, — сказал Пил, — и заметил, что он никогда не скажет «здравствуйте», или «добрый день», или «как поживаете». Его форма приветствия всегда одна и та же: «Что нового?!» Похоже, он действительно так жаден до новостей, как будто для него каждый наступающий день таит в себе зернышко чудесного и неведомого. Придя в таверну, первым делом начнет листать свежие газеты и журналы.

Пэйн появился в студии пять минут спустя, и Джефферсон с трудом сдержал улыбку, когда из уст его вылетело предсказанное: «Есть новости?» Самой заметной частью лица вошедшего был грушевидный нос, сильно нависавший над губами. Пожатие руки было крепким и быстрым, острый взгляд за секунду вбирал облик нового человека и отправлял в прочную копилку памяти. Форменная шапка пенсильванского ополченца поблескивала медной пряжкой.

— Мы как раз говорили о вас, Томас, — сказал доктор Раш. — Другой Томас — мистер Джефферсон — сравнивал два издания вашего трактата.

— К нам, в Вирджинию, они пришли с некторым запозданием, но произвели сильнейшее впечатление на меня и на всех моих знакомых. Из разговоров с ними я понял, что взволновало людей больше всего. Отсылка к Ветхому Завету! Для большинства американцев Библия была главным чтением с детства, многие куски они знают наизусть. И вдруг Томас Пэйн посмел прочесть ту же книгу глазами историка и политического мыслителя. Трактат «Здравый смысл» показал, что осуждение королевской власти содержится уже в священных текстах. «...вы узнаете и увидите, как велик грех, который вы сделали пред очами Господа, прося себе царя», — говорит евреям пророк Самуил.

— А как точно предсказал пророк поведение царя! — воскликнул доктор Раш. — «...и поля ваши виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет и отдаст слугам своим... и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела... и сами вы будете ему рабами...».

— Но для меня важнейшим местом трактата, почти откровением стала его первая страница, — продолжал Джефферсон. — «Правительство и общество — вещи глубоко различные по сути своей. Ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между ними». Я сам давно кружил вокруг этой мысли, но все не мог сформулировать ее с такой ясностью. Общество вырастает из потребности людей в солидарности и содружестве, поэтому оно всегда благо. Правительство возникает как инструмент противодействия нашей злобе и вражде, поэтому оно всегда будет злом. Поиски наилучшего способа правления — это просто поиски наименьшего зла. Никто до вас не смог выразить эту истину так точно и немногословно.

Пэйн слушал, наклонив голову, едва заметная усмешка то и дело кривила его губы.

— Очень рад, очень рад. Услышать слова одобрения от автора Декларации независимости — большая честь. Польщен — да. Но также имею серьезные опасения. Я подумывал включить в последнее издание мое раннее эссе о работорговле в Америке. И если бы я решился на это, боюсь, ваше отношение к моему трактату резко изменилось бы.

— Почему же?

— Прошу извинить меня... Я могу сказать что-то невпопад... Всегда так — ляпну что-то наобум и потом расплачиваюсь... Но все же... Не имел опыта... Ха, до меня только сейчас дошло... Это первый случай в моей жизни... Да-да... Сегодня я впервые пожал руку настоящему рабовладельцу!

Пэйн поднес ладонь к глазам и стал рассматривать ее с таким опасливым любопытством, будто ждал, что она вот-вот начнет покрываться волдырями или пятнами проказы.

Тягостная тишина повисла в комнате.

Джефферсон почувствовал, как горло ему сдавила петля обиды, возмущения, гнева. Или и стыда тоже? Да, ему доводилось слышать не раз обвинения американцев в двуличии. Лондонские газеты постоянно поднимали эту тему. «О свободе и порабощении вопят люди, которые держат в рабстве миллион черных невольников. Торгуют ими как скотом! Отрывают детей от родителей, мужей — от жен!» Депутаты Конгресса от южных колоний получали письма от северян с призывами включиться в борьбу за отмену рабства. «Всевышний накажет нашу страну за этот непростительный грех!» — взывали проповедники из баптистов и квакеров.