Любовь Овсянникова - Эхо вечности. Книга 1. Москва–Багдад

Клеопатра Соломоновна тоже чувствовала себя комфортно с чужестранцем и удивлялась этому. Им ничего не оставалось, как обсудить этот феномен и признать вслух свое странное родство — родство, взлелеянное миром Василия Григорьевича.

Александра Сергеевна росла невиданной красавицей. Сколько женихов на нее засматривалось, другим девушкам на зависть, сколько сваталось — не счесть! Да все ее мать Агриппина Фотиевна не могла сделать выбор. Ну не отдавать же дочь абы кому, лишь бы с рук стряхнуть! Тем более что она была девицей мастеровой, работящей, семью не обременяла, а наоборот.

Занимаясь дочкой, Агриппина Фотиевна часто вспоминала и лучше понимала заботу Марии Рудольфовны об ее замужестве. Очень та билась да старалась для дочкиной будущности... А видишь, вытащила не самую лучшую карту... Теперь вот незаметно и ее, Агриппины, черед пришел о дочери подумать.

Выдать замуж дочь-красавицу — это всегда представлялось делом сложным, да еще при смешанном сословном положении. С дурнушками получалось проще: отдавай за первого попавшегося — не прогадаешь. Нищий да дурак на такую семью, как у Мейнов, не больно-то зарился, так как денег настоящих за ними не водилось, да и чести большой не было. Зато мог по умственной скудости посвататься состоятельный человек, чтобы за расторопной женой не пропасть. А то еще провидение могло к порогу привести скромного молодца, ищущего своего надежного места, — такой именно и попался Екатерине, младшей сестре. Он взял в расчет положение Мейнов в обществе, чтобы опереться на него, а остальное сам себе заработал.

А нынче, когда все сословия порушены, так и не знаешь, на какого жениха рассчитывать. Вот так и получалось, что в отношении замужества Александры Агриппина Фотиевна была в явном замешательстве. Если бы не эти шатания в стране, не революции, не империалистическая война, прямо всё они смешали и изменили...

Рассматривая свою родительскую семью с дистанции времени и оценивая по новым меркам, Агриппина Фотиевна не то что находила странность ее сословности, нет, такие семьи встречались, однако они имели свои особенности. Глава семьи, ее фасад, был образованным человеком, можно сказать потомственным интеллигентом, не чуждым политике, где-то в душе разделяющим революционные настроения рабочих, короче, принадлежал разночинскому слою и был передовым элементом общества, а вот мать, представляющая внутреннюю жизнь семьи, — выходка из старорежимных мещан.

По сути, Марию Рудольфовну и ее родню не следовало бы причислять к эксплуататорам, ведь они сами много трудились, но кого это сегодня интересовало, когда все закачалось? Кому докажешь их принадлежность к ишачащим массам, если у них и собственное дело было, и тем более — наемные рабочие. Вот бич какой придумали!

А ее с Сергеем Кирилловичем... так она и не знала, куда отнести. Тоже паразиты да захребетники, наверное, коли труд работников использовали и учеников держали. Она-то себя больше к мещанам причисляла, по привычке... А на них, как на волков, передовые слои трудящихся начали охоту. И пойди докажи кому-то, что мещанин — это добропорядочный, законопослушный и работящий человек, самая многочисленная разновидность граждан. Но что поделаешь, если революционеры, сколько их ни есть, все хотят свергнуть царский строй. А сделать это, не сломав и не истребив наиболее распространенное сословие, невозможно. Именно поэтому сразу после революции 1905 года началось не только физическое, но и моральное уничтожение мещанства, как образа жизни и как тип мышления. Критикуют мещан, высмеивают...

Конечно, не последнюю роль в их уничижении играет то, что революционным движением в России руководят дворяне, коими есть те же Владимир Ульянов, Феликс Дзержинский, Георгий Плеханов и другие, гнушающиеся мещан. Все это люди знающие, прекрасно понимающие, кого надо корчевать, дабы порушить устои общества, весь старый строй. Увлечь революционным движением мещан, ценящих стабильность — задача для них нереальная. Вот они и злобствуют... мстят мещанам.

Какой была Александра в девичестве? Собственно, копией Агриппины Фотиевны, только выше ростом и покрасивее лицом, нежнее и тоньше в чертах. Да и характером, скорее всего, в мать пошла, бойкую и решительную, но пока что проявляла покладистость, старательность, послушание — для иных качеств срок еще не настал. Жалко было такого ребенка отдавать чужим людям без правильного расчета. Сама она активности не проявляла: мать-то хорошо ей внушила, что за рядового претендента не отдаст — только за знатного и богатого, чтобы нужды и тяжелой работы не знала. Скрывать нечего — стоял у нее перед глазами племянник Тишка, сестрин сын, выучившийся, выбивающийся в люди... Вот и для Александры Агриппина Фотиевна не худшей доли хотела. Но где в их кругу взять ученого? На заводах Александровска уже никто из их родни не работал... Даже Иванченко, Екатеринин муж, по болезни отошел от дел. Оно и понятно — дышать всякой грязью, что у них на заводах развелась, так не только чахотку схлопочешь, а что и похуже...

Валериан Семенович Миргородский, славгородский помещик, а заодно уездный предводитель и председатель дворянской опеки, коллежский асессор — не шутка! — тоже старался пособить Агриппине Фотиевне — сватал Александру за многих своих знакомых. И женихи, коих он рекомендовал, достойны похвалы были, под стать ему — именитые, имущие, знатные. Со всей губернии приезжали знакомиться, сватов засылали. Но что-то никак Агриппина Фотиевна выбрать себе из них зятя не решалась... Хотелось такого найти, чтобы Екатерина, сестра ее, перед ней нос задирать перестала.

Размышляла она да взвешивала, что эти женихи теперь значили, при шатаниях власти? Ох, чувствовало ее сердце недоброе! Страна бурлила, наполнялась конфликтами, возле царя происходили странные события. Царица там, эта немка с гнилой кровью — люди зря сказывать не будут, — командовать взялась, развела возле себя желтый дом... Родила царю порченого наследника, невест наплодила, которых никто брать не хочет — так хоть бы язык затянула поглубже и молчала.

Тишка-то Иванченко, племянничек, в рост пошел, не догнать его — что мужчина, а что в струю попал, да и женился не на простой девице. Знаться теперь даже с матерью не желает. Вот они, манеры нового времени!

А тут вдруг примчался к матери Павел, александровский сиделец, словно с привязи сорвался.

— Что такое? — всполошилась Агриппина Фотиевна. — Сто лет ты сюда не показывался.

— Берите Сашу, мама, и срочно езжайте к нам! У Клёпы жених наметился — заморский, богатый и молодой. А то, говорит Клёпа, другие его окрутят да перехватят.

— Кто такой? — спешно отдавая распоряжения дочери, допытывалась у сына Агриппина Фотиевна. — Откуда и чем кормится?