Любовь Овсянникова - Эхо вечности Книга 2. Багдад–Славгород

Холодная и сильная воздушная волна больно ударяет в спину — это упало на берег несколько авиабомб. Все ясно — немцы решили испепелить непокорный гарнизон. Но снаряды зениток и лучи мощных прожекторов заставили немецких летчиков уклониться в сторону, и весь страшный груз, что предназначался городу, они сбрасывают в море.

Через час огни угасают и все стихает.

Севастополь осажден немецкими и румынскими дивизиями. Осада плотная, опасная. Подступы к городу опоясывает оживленная и извилистая линия фронта. С той стороны этой линии, где сосредоточились защитники, суша прижата к морю, к морской воде. А с другой стороны, в горах и долинах, — враг, сеющий смерть и разрушение. Там властвуют иноземные захватчики, обезумевшие от алчности и вседозволенности стервятники. Знать это — нестерпимо.

***

После высадки и определения по месту, где должны занять оборону рота и каждый взвод, их стали разводить куда-то по сторонам. Не прошло и десяти минут, как полк будто растаял в холмистой местности. Только пулеметная рота осталась на месте. Вскоре из темноты донесся голос командира полка:

— Один взвод пулеметчиков переходит в мой резерв, остальным зарыться в землю аккуратно и надежно… Поправить старые окопы и вырыть новые, согласно нынешней ситуации.

Командир взвода, оглядев позиции, отвел Бориса Павловича и его напарника за курганчик.

— Вот тут ваш дом. Вы меня поняли? — и, не дожидаясь ответа, ушел к другим расчетам: таким опытным бойцам, как те, что стояли перед ним, не нужно было долго объяснять, что к чему.

Борису Павловичу как-то неожиданно стало неуютно и тревожно: вокруг стояла зимняя непроглядная темень, властвовал сырой холод, слышались только плеск моря за спиной да позвякивание орудий вокруг. Впереди, над холмами, словно зарницы, вспыхивали взрывы бомб и снарядов красноармейской дальнобойной артиллерии.

Окопы, куда их привели, были не такие, какие они рыли, отступая вдоль азовского побережья. Там были ровненькие, сделанные по всем правилам, как на экзамене, а здесь — выщербленные снарядами, кое-где полузасыпанные, с вырванными краями, с глубокими норами, уходящими под бруствер. И какими-то маломерными, мелкими, тут в три погибели пригибаться приходилось. Однако копать глубже не получалось — под ногами чувствовался камень.

— Что это за дырка, камандира? В стена... — спросил у Бориса Павловича Айвазов, один из престарелых «азеров». — Дла поспаля?

— Наверное, для боеприпасов. Поспаля... — перекривил его помкомвзвода. — Вам бы только есть да спать. Иди вкапывайся глубже!

— Есть, камандира, — вяло ответил Айвазов.

Борис Павлович с тоской посмотрел ему в спину и вдруг почувствовал себя невероятно давно существующим на войне, старым и по-стариковски мудрым. Душу тревожило то, что на наши залпы противник не отвечал стрельбой из своих орудий. Вместо этого как назло молчал. Только далеко слева его автоматчики изредка выбрасывали осветительные ракеты, наверное, чтобы отвлечь внимание от главных сил, сосредоточивающихся где-то в другом месте. Но где — трудно сказать. Хуже нет — ждать нового наступления врага, когда не знаешь, откуда он нанесет главный удар!

От этих размышлений Бориса Павловича оторвал ворчливый голос еще одного солдата:

— Копай, копай тут, пока жилы не лопнут, а за спиной море. Не нравится мне это. Надо наступать и уходить от него подальше! И ты еще, помкомвзвода, молчишь, как в рот воды набрал. У меня от сырости ломит колени.

— Копай, копай, — сухо ответил Борис Павлович, тоже налегая на лопату, выворачивая из земли булыжник и укладывая его на бруствер. Всякий раз, когда ему напоминали о том, что он помкомвзвода, у него пересыхало в горле от ответственности.

— Может, нет смысла копать, зря силы тратить…

— Тогда сходи к командиру полка и спроси: можно ли, мол, товарищ полковник, не выполнить ваш боевой приказ? Надоело, дескать, фронтовое однообразие…

Видя такие настроения солдат, Борис Павлович отвлекся от работы, выбрался из окопа и пошел вдоль расположения взвода.

— Траншеи рыть в рост человека и глубже, — командовал он, — не лениться. Хороший окоп — это залог того, что вы не погибнете.

— Ты серьезно, камандира, про то, чтобы мне сходить к товарищу полковнику? — спросил у него тот солдат, которого он посылал за разрешением не копать окоп.

Борис Павлович только хмыкнул. Он уже успел и забыть о нем, а тот, видишь, надеется, что за него побеспокоится кто-то другой. Эх, вояки...

— Ты хочешь еще апельсины выращивать?

— Что ты, камандира? Конечно, хотю!

— Тогда копай.

С полковником С. М. Чернышевым Борис Павлович познакомился еще в Тбилиси, в дни боевой учебы полка. Первое время он думал, что ему больше всех доставалось от Чернышева за то, что после больших перебежек и бросков у него дрожат руки и он не всегда поражает цели из ручного пулемета. Конечно, тяжело стрелять, когда мышцы израсходовали запас бодрости, в глазах рябит от усталости и передохнуть некогда. Но потом Борис Павлович присмотрелся и заметил, что такое же отношение у командира полка было и к стрелкам, и к станковым пулеметчикам. Он просто был требовательным человеком, строги и малословным. А еще — он, конечно, больше опирался на тех, кто знал русский язык.

Вот тут частенько вспоминались Борису Павловичу научения отчима и тестя о том, чтобы прикидываться на военной службе дурачком. Вот уж чего он никак изобразить не мог, так это незнание русского языка, и волей-неволей приходилось ему отдуваться за других, особенно когда командир понял, что он достаточно хорошо знает все закавказские языки.

Но, как потом выяснилось, больше всего от командира полка доставалось артиллеристам и минометчикам. Он не давал им покоя ни днем ни ночью.

Наконец, к рассвету вновь прибывшие хорошо освоились на новом месте: где надо было, там окопались и свежий бруствер прибросали пучками сухостоя да скудным снегом, пулеметную точку замаскировали, словно на курганчике никого нет.

Наутро он вспомнил еще одно: в черте Севастополя находятся развалины Херсонеса Таврического, или Корсуни, города, где принял крещение князь Владимир. Значит, Севастополь был также христианской святыней. С этой мыслью он вступил в новый день.

Первые дни, пока не приспособили территорию для ведения боев, работали только ночью, окапываясь саперными лопатками и ломами. На всем протяжении занятой их дивизией части фронта упрямо подправляли старые и строили новые окопы, траншеи, блиндажи, наблюдательные и командные пункты, укрытия для лошадей, техники и боеприпасов.

Так для Бориса Павловича начиналась оборона Севастополя.

Ни плача я не слышал и ни стона.