Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни

Вскоре молодость взяла свое, и Галина привезла Александре Федоровне на воспитание внебрачного ребенка — сына Николая. О нем Любовь Борисовна писала отдельные истории. Позже Коля оказался неполноценным мальчиком и в дошкольном возрасте, когда мать забрала его к себе, погиб под поездом.

В совсем зрелом возрасте Галина Григорьевна вышла замуж за некоего Тёсова, кажется, у них была дочь Валя. И вскоре после этого семья получила квартиру в Днепропетровске, где-то в Самарском районе. Вот туда-то она и забрала свою маму с Иваном Ефимовичем, оттуда их и отнесла на вечное поселение.

Александр, сын Александры Федоровны и Григория Алексеевича, тоже пошел в мать, был высоким, светловолосым. Он запомнился родне с пригоревшим на солнце и облезшим носом. Таким увидела его в первый и в последний раз Любовь Борисовна, когда он демобилизовался из армии. После месячного отдыха у матери он уехал и больше никогда в Славгороде не появлялся. Наверное, в этом сказалась натура его отца. Кажется, и его мать не знала, где и как он живет. А возможно, он поехал к отцу? Тайна эта так тайной и осталась.

А Надя, младшая дочь Александры Федоровны и Григория Алексеевича, невиданная русоволосая красавица с синими доверчивыми глазами, дорогая доверчивая душа… ушла из жизни в 15 лет из-за неразделенной любви. Вечная ей память, девочке…

Елена Алексеевна, та, что принесла Прасковье Яковлевне в больницу абрикосы и кусочек хлеба, когда у той родилась вторая дочь… Старшая из детей Ирины Семеновны и Алексея Федоровича.

Время снимает завесы тайн и теперь потомкам известно, что у прабы Ирины она была, как тогда говорили, нагулянной — незаконнорожденной. Следовательно, Алексею Федоровичу являлась неродной. Со слов Агриппины Фотиевны (бабушки Бориса Павловича по матери), которая долго прожила в Славгороде и знала историю всех его жителей и которую Любовь Борисовна застала при жизни и успела хорошо узнать, отцом Елены Алексеевны был некий еврей — управляющий помещика Миргородского. Как бы там ни было, но красавицей она была необыкновенной, и свою красоту передала потомкам, даже внукам! Но сказать что-то еще о ней трудно. Со своим мужем Иваном Кировичем Бабенко она жила незаметно, дружно и зажиточно, так что ни в ком больше не нуждалась и к родственникам относилась с прохладцей, даже к родной матери никогда не ходила. Хоть праба Ирина души не чаяла в единственной дочке, но та отказалась приютить овдовевшую мать у себя, объясняя тем, что у бездетного брата Семена ей будет лучше.

И правда, у Елены было много детей. Здесь уже упоминался Иван Иванович Бабенко (Жидок), с которым дружили Борис Павлович и Прасковья Яковлевна, хоть и поругивали за хитрость и лукавство. Затем был еще Павел Иванович, младший из сынов — стройный, статный, черноволосый. Это был первый красавец в Славгороде: на щеках — румянцы, в глазах — огонь, на голове — кудрявая копна. Ах, как по нему сохли девушки! Сколько сердец он разбил! Да и сам пленялся женщинами всерьез: вначале женился на Майе Хлусовой, потом оставил ее и женился на Марии Сотник. А потом просто ходил туда-сюда от одной жены к другой. Обе девушки были из Славгорода, местные красавицы, так что тут Павел Иванович держал правильную линию.

Младшим ребенком в семье была Лидия Ивановна, тоже женщина неописуемой красоты, как и все дети Елены Алексеевны. Чернявая, кудрявая, с большими маслянистыми глазищами, всегда веселыми и насмешливыми. Но в детстве она переболела полиомиелитом, и стала инвалидом, с трудом передвигалась даже с помощью палочки. Лидия Ивановна очень хорошо шила, обшивала соседок и неплохо этим зарабатывала. Она с энтузиазмом копила деньги на операции, очень верила, что они ей помогут встать на ноги. Но несколько операций не привели к успеху. А в результате последней, уж не знаю какой по счету, стало еще хуже — у нее оказались нарушены сухожилия, поддерживающие стопы. Она окончательно встала на костыли, каждый день подвязывала болтающиеся стопы бинтами и так ходила. Больше медицине не доверялась.

Еще одну дочь Елены Алексеевны звали Марией, она была замужем за неким Грибовым, бесконечно ее любившим до самой смерти. Какое-то время Грибовы жили в России, а потом вернулись в Славгород и поселились у его родных на станционном поселке. Их единственная дочь Люба ходила в один класс с Любовью Борисовной, но та в ней не чувствовала троюродной сестры, как в Тае Бабенко, о которой рассказ чуть дальше, или как чувствовала троюродного брата в Павлике Янченко. Люба Грибова была дурнушкой, совсем не пошла в свою красивую маму и ее родню, да и натурой отличалась вялой и пассивной, очень плохо училась. Маленькая Любовь Борисовна таких учеников не замечала.

После смерти Елены Алексеевны, ее младшая дочь Лидия Ивановна каким-то образом оказалась в одном из районных городков Запорожской области, где обрела однокомнатную квартиру. Так вот именно Люба Грибова, как племянница, взялась досмотреть ее до смерти и жила с нею в той квартире. Но жизнь исправляет все наши планы — Люба заболела раком и именно Лидия Ивановна, старая, одряхлевшая, тучная, досмотрела ее до последнего вздоха.

Кстати Мария Ивановна Бабенко (по мужу Грибова) была крестной матерью первой дочки Прасковьи Яковлевны.

Еще у Елены Алексеевны был самый старший сын, кажется, его звали Алексей. Он никогда в родной поселок не приезжал, хоть и жил недалеко, в Балаклее Харьковской области, где работал пекарем (а кем ему еще пристало быть, если бабушка — из семьи хлебопеков?). Он был женат на Лидии Григорьевне Тищенко (самой старшей дочери тети Дуни Заборнивской), соседке Прасковьи Яковлевны по улице. Вот Лидия Григорьевна часто бывала у своей матери, приезжала не одна, а с единственной дочкой Таей.

Любовь Борисовна не знала бы этой семьи, если бы не Тая. Эта ее троюродная сестричка, такая же красивая, как бабушка Елена Алексеевна, точная ее копия, была к Любе привязана, и девочки вместе проводили почти все каникулы, бегая на три двора: то у Прасковьи Яковлевны гуляли, то у Елены Алексеевны, Таиной бабушки по отцу, то у бабушки Дуни, ее бабушки по матери. А в течение учебного года они активно переписывались. Тая и вживую и в письмах настойчиво называла Любу Креолкой — ей почему-то нравилось, что та была неславянского происхождения, что в ней текла древняя восточная кровь, и Тая таким прозвищем пыталась это подчеркнуть. К тому же Тая открыто гордилась тем, что Люба хорошо училась. Маленькая Любовь Борисовна хоть и была несколько нелюдимой девочкой, тихой и застенчивой, но слыла местной умницей в добром смысле, в школе к ней относились очень хорошо, да и вне школы знали и уважали. Так что Тая просто расцветала, слыша о своей троюродной сестре похвальные слова.