Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни

Те, кто видел Якова Алексеевича в минуты проявления болезни, рассказывали, что у него появлялась удивительная способность сохранять равновесие, наблюдалась необычайная гибкость тела и буквально нечеловеческое умение цепляться за предметы. Все это вместе удерживало его от падений и травм. Сомнамбулизм казался совсем не опасным лично для Якова Алексеевича, но был сильно тревожным для окружающих, кто этому случайно бывал свидетелем, навевал на них мистический страх.

Тем не менее Ирина Семеновна при развитии приступа у сына просыпалась и следовала за ним, чтобы его никто не испугал, не разбудил в опасной ситуации. Короче, страховала от неприятностей.

Максимум через полчаса Яков Алексеевич возвращался в свою постель, а утром ничего не помнил. Он верил родителям, что его сон иногда протекал с особенностями, и понимал, насколько эти особенности ввергали их в трепет, поэтому старался бороться с сомнамбулизмом. Первое, что было установлено общими усилиями и наблюдениями, это то, что сомнамбулизм чаще проявлялся летом, а зимой снохождение если и случалось, то происходило в доме, без выхода на улицу, оно не было длительным и практически не замечалось домочадцами.

Потом его возраст стал меняться, и он в снохождении начал вести себя соответственно: уже никуда не взбирался, а механически делал то, что и днем, — ходил по полям. С этих пор он понял, что сомнамбулизм — это состояние, при котором сознание человека спит, а тело просыпается и выполняет свои обычные дневные функции. Выводы о том, как ему жить дальше с такой болезнью, пришли сами собой: во-первых, нельзя кому-либо показывать свою уязвимость, а значит, надо спать отдельно от всех; во-вторых, с ним в снохождении ничего страшного не случится — даже если кто-то увидит его в этом состоянии, то не поймет, что перед ним сомнамбула.

Эти выводы определили дальнейший образ жизни Якова Алексеевича, практически он исцелил себя ими. Теперь ни он сам не страдал от лунатизма, ни окружающие не наблюдали его проявления. Более того, окружающие стали думать, что разговоры о его детском снохождении — просто семейные мифы.

Вот этим и вызвана еще одна легенда, гласящая, что Яков Алексеевич с момента женитьбы практически никогда не ночевал в доме. Зимой спал то ли на чердаке сарая, где для этого с осени заготавливалась солома, то ли на сеновале, где хранилось сено для коровы. А с ранней весны и до поздней осени ночевал в степи, в скирдах.

Детям он говорил, что скрывается от возможных арестов, которые большей частью происходили ночами... Евлампия Пантелеевна, поджимая губы, подтверждала эти объяснения. Но его повадка не ночевать дома продолжалась и после того, как аресты прекратились. И тогда он говорил, что она стала его привычкой, что свежий воздух ему полезен для здоровья и даже что такой режим удобнее для работы, что в пору сева или жатвы абсолютно соответствовало действительности.

Если рассматривать эти две легенды совокупно, то можно думать, что Яков Алексеевич нашел оптимальный способ приспособиться к своему сомнамбулизму, чтобы никого им не озадачивать, не пугать. Конечно, его жена знала это и поддерживала его в борьбе с проявлениями недуга.

Вот почему Прасковья Яковлевна говорила, что приступов лунатизма за отцом не наблюдала. А как она могла их наблюдать, если он спал отдельно от семьи? Ее рассказы об отце основывались на воспоминаниях то ли самого Якова Алексеевича, то ли кого-то из старших, возможно, бабушки или дедушки.

Как бы там ни было судьба Якову Алексеевичу выпала страшная, просто другое слово подобрать трудно, хотя в семейной жизни он был счастлив. Прасковья Яковлевна рассказывала, что ее мать часто говаривала: «Как мне хорошо жить с Яшей! Вот так бы и умереть в один день, чтобы не разлучаться». Как в воду глядела, бедная! Или этими словами сама накликала на себя горькую долюшку?

После женитьбы в 1919 году Яков Алексеевич пошел в приймы (его тесть жил около Сашки Зайца). На то время хата Пантелея Савельевича, полученная от Миргородских в 1870 году, обветшала. Изначально она была выстроена из глины на соломе, но внешний вид ее напоминал не хату, а барский дом, только уменьшенных размеров, конечно. Крыта была очеретом. Все равно расставаться с ней было жалко, потому что она была просторной, со многими комнатами, да и колодезь с хорошей водой, выкопанный внизу усадьбы, представлял большую ценность. Но там была очень покрученная улица, по которой повозкой не проедешь, не то что бричкой.

И Яков Алексеевич начал думать о возведении собственного жилища. В 1928 году взял план под застройку. Начал с времянки. Ее стены возводили из вальков, не из лампача. Лампач — строительный стеновой материал, представляющий собой невыжженный кирпич из смеси глины, соломы и песка, — собирались изготавливать на основную хату.

Потом женился Семен Алексеевич и рядом со старшим братом получил участок под застройку. Семен Алексеевич затеял строить хату без конюшни, по новой моде. А у Якова Алексеевича времяночка и конюшня находились под одной крышей, по-старому.

Возле завода, где теперь стоит пушка, располагался лесосклад. Там братья Семен и Яков покупали пиломатериалы и завозили на для своих построек (балки, доски). Однако Яков Алексеевич не успел отдать их на изготовление столярки. Планы его поменялись в связи с началом коллективизации 1929-1930 годов.

Своей земли Яков Алексеевич не имел, и у тестя ее не было, так что объединить усилия они не могли. Поэтому после женитьбы Яков Алексеевич занимался тем, чем и его отец в молодости, — гуртовыми закупками скота, в основном бычков, которых гнал в район и сдавал на мясо.

Потом экономические и политические условия в стране изменились, люди стали меньше держать скотины, и в 1923 году, Яков Алексеевич перешел на работу в организацию, радиофицирующую населенные пункты. В бригаде он участвовал в выполнении подготовительных работ: размечал территорию, рыл ямы, доставлял к ним и вкапывал столбы, лазил по ним и что-то устанавливал наверху.

В 1926 году, скопив немного денег, купил землю, лошадей, начал заниматься грузоперевозками (Прасковья Яковлевна, рассказывая об этом, выразилась так — он начал чумаковать). О том периоде Прасковья Яковлевна помнит, как однажды перед Рождеством отец привез домой ящик яблок. Для всех это была большая радость. Дети сидели на печи и ели яблоки.

Параллельно с этим Яков Алексеевич обрабатывал землю и выращивал хлеб. Урожай с поля привозили на ток, организованный в своем дворе, гарбами. Наберет гарбу снопов и обязательно… ( тут рассказ Прасковьи Яковлевны обрывается ).

В колхоз Яков Алексеевич записался не сразу. Самыми первыми записались неимущие, такие как Соломия Стрельник — семья порядочная, но бедная. За нею пошла Неумывака, возлюбленная Ивана Алексеевича. Правда, Яков Алексеевич к середнякам не относился, но про колхоз долго размышлял. И не он один — вечерами по хатам собирались мужики и советовались…