Шарль Лоран - Шпион Наполеона. Сын Наполеона [Исторические повести]

Событие было подготовлено, но все случайности не могли быть предусмотрены.

Что же делал Мак? Где он был? Которым справкам он поверил? Что это было за войско, по правде, немногочисленное, на присутствие которого на берегу Дуная указывала кавалерия Мюрата? Принадлежало ли оно к отделенному корпусу Кинмейера или к Ульмскому гарнизону? Кого караулило оно: баварцев ли, союзников Франции, или французов, союзников Баварии?

Удалось ли наконец найти в лагере всю армию, которую хотели захватить? Не ускользнула ли она оттуда? Или не приготовляется ли еще она оттуда бежать?

Единственный человек, который мог бы снабдить Наполеона точными указаниями по всем этим пунктам, был Шульмейстер. Но он не подавал признака жизни, с тех пор как уехал из Страсбурга. Не захватили ли его? Был ли он убит? Во всяком случае он молчал.

Поэтому император 8 октября, утром, после того, как принял доклады своих офицеров в Донауверте, где он проводил ночь, выказал прескверное настроение духа. Он мог вывести из противоречивых рассказов, что в общем ничего не знали о действительных планах неприятеля.

Ланн, Сульт и Ней находились перед ним по обыкновению в безмолвии, пока он не обращался прямо к ним с вопросом.

— Мы охотимся на барсуков, господа, — сказал Наполеон, прогуливаясь с нетерпением по скромной школьной зале, где он на одно утро устроил свой императорский кабинет. — Мы прорыли один ход в их логовище, но самый тонкий из вас не способен сказать, обойден ли зверь или у него есть еще выход для спасения. Посмотрим, что ты думаешь об этом, Ланн?

— Я думаю, если твой дьявол зять… Простите, государь… Я думаю, если его королевское высочество принц Мюрат не известил нас точно о позиции неприятеля, то никто на свете об этом ничего не знает, потому что Мюрат как тактик мозгляк, но как разведчик он довольно хорошо знает свое дело.

— Зато не совета Мюрата я спрашиваю у тебя, головорез, а твоего. Думаешь ли ты, что австрийцы действительно остались в Ульме?

— Может быть, да, может быть, нет! Не все ли равно, потому что там или в другом месте мы их все-таки побьем.

— Ты отвечаешь, как нормандец, и доказываешь, как гасконец. А вы, маршал Сульт, что об этом думаете?

Сульт командовал самым многочисленным корпусом великой армии. Это был точный, преданный дисциплине, уважаемый и осторожный воин. Он ответил дипломатически:

— Если ваше величество этого не знает, как же мне знать? Однако, если надо все сказать, то я думаю, что мы имеем успех. Когда целая армия отступает перед другой, то это производит большее движение, чем то, на которое нам указали.

— Очень резонно! — сказал император. — А вы, Ней?

Храбрый маршал, спрошенный в свою очередь, побагровел, что с ним случалось каждый раз, когда он говорил перед Наполеоном.

Он кончил тем, что сказал:

— Я нахожу, что принц Мюрат заставляет себя долго ждать! Ему следовало бы уже отвечать на вопросы императора. Какой черт, видят, что видят. Это ему надо смотреть и приехать нам сообщить, в каком мы положении. Я не мастер воображать вещи, и не мое дело говорить, где неприятель. Пусть мне покажут его, а я побью. Вот и все!..

— Не много же я узнал, — сказал Наполеон, который не мог удержаться от улыбки при этой воинственной выходке и ударил Нея по плечу. — По счастью, я слышу, что кто-то приехал. Рустан, посмотри, что там такое!

До тех пор неподвижно стоявший около открытой двери мамелюк едва успел броситься на дорогу, на которой в самом деле был слышен топот лошадей, как показался на пороге элегантный и воинственный силуэт Мюрата.

— Ты очень опоздал, — сказал ему император. — По крайней мере, принес ли ты мне новости?

— Я думаю, — ответил принц, — во всяком случае я… доставляю вашему величеству ребенка, который вам даст их.

— Ребенка?

— Не угодно ли вам, государь, взглянуть на эту картину?

Император, сопровождаемый маршалами, направился к двери.

Он увидел, что один из офицеров эскорта держал перед собою сидящего перед ним на седле маленького спящего мальчика.

— Это что такое?.. Где это ты подобрал его? Не с ума ли ты сошел, Мюрат? Мне требуются не мальчишеские сведения, а сведения о неприятельской армии.

— Я знаю этого мальчика, — ответил, не волнуясь, начальник кавалерии, — а его имя скажет вам, государь, почему я привел его к вам.

— Как его зовут?

— Ганс Шульмейстер.

— Шульмейстер? Ты в этом уверен?.. Вели его разбудить, и пусть он придет ко мне.

Ах, если бы кто-нибудь мог сказать императору французов, прежнему первому консулу республики, настоящее имя этого ребенка!

Он появился, протирая глаза, несколько мгновений спустя после того, как вошел Наполеон в большую, совершенно белую залу, где находились генералы.

Если бы гениальный авантюрист, достигший до самой вершины почестей, обреченный судьбою жить еще несколько лет в лучах побед, мог угадать, что под этой одеждой крестьянина, явившегося перед ним, скрывается отпрыск знаменитой расы, сирота, отца которого он убил, принц, обаятельное имя которого он уничтожил.

Если бы победитель, гордившийся тем, что он воплощал всю революцию в своей маленькой треуголке, знал, что потомок Конде, имеющий в своих венах кровь Бурбонов, принес ему, Бонапарту, залог успеха!

Но никто из присутствующих офицеров об этом не знал. Рок, который подчеркивает впоследствии уроки истории, пренебрегает предупредить своих героев о контрастах, ожидающих их. В душе убийцы не было никаких угрызений, в сердце жертвы не было никакого содрогания ненависти.

Ганс смотрел на внушительных личностей, находившихся перед ним, с доверчивой смелостью, присущей его летам. Наконец-то он снова увидел голубые мундиры. Повернув голову в сторону Мюрата, после того как их рассмотрел, Ганс мило улыбнулся ему как бы с благодарностью.

Но к нему вернулись тотчас же воспоминания об ужасных событиях, свидетелем которых он был, и на его чертах обрисовалась горестная мрачность.

Когда французский часовой увидел его на заре, изнуренного длинным путем и торопящегося к нему, то мальчик мог ответить на обыкновенные вопросы только одними и теми же словами, постоянно повторяемыми с настойчивостью, в которой замечалась растерянность.

— Я хочу видеть принца Мюрата, чтобы предупредить императора о моем приходе.

Солдат начал с жалостливой улыбки. Есть же в полях по утрам, думал он, маленькие крестьяне, настолько дерзкие, чтобы иметь желание быть принятыми маршалами и даже «Маленьким Капралом»!.. Но мальчик был так наивно упрям в своей просьбе, в его произношении была такая трагическая тоска, что честный малый кончил словами:

— Ну, ладно, проходи, крошка! Через четверть часа приблизительно придут меня сменить. Начальник поста увидит, что с тобою делать.