Доминго Сармьенто - Факундо

Честолюбие лежит в основе характера почти каждого крупного исто­рического деятеля; эгоизм — это пружина, движущая сила, которая при­водит в действие все великие деяния. Кирога в высшей степени обладал этим политическим даром и использовал его для того, чтобы соединить в своих интересах все, что могло дать варварское общество, его окружав­шее: удачу, власть, силу; а то, что ему недоступно: манеры, образование, заслуженное уважение — все это он преследует, попирает в людях, об­ладающих этим. Его ненависть к порядочным людям, к городу с каждым днем все очевиднее — поставленный им губернатор Ла-Риохи в конце концов отказывается от должности, не выдержав каждодневных издева­тельств. Однажды, будучи в хорошем настроении, Кирога играет с неким юношей, подобно тому, как кот играет с робкой мышью: игра состоит в том, убьет он его или не убьет; страх жертвы так рассмешил мучителя, что он пришел в доброе расположение духа и принялся, вопреки обычаю, хохотать. А если у генерала хорошее настроение, то об этом должны знать все и повсюду. В другой раз в Ла-Риохе звучит набат, и все горожане, вооруженные по тревоге, выходят на улицы. Факундо, приказавший иг­рать тревогу просто для развлечения, в одиннадцать часов вечера вы­страивает людей на площади, отпускает простой люд, оставляет только отцов зажиточных семейств и интеллигентного вида юношей и всю ночь заставляет их шагать взад и вперед, вытягиваться по стойке смирно, строиться рядами, маршировать навстречу друг другу строем. Это на­стоящий капрал, который обучает рекрутов, и его палка гуляет по голо­вам неловких, по спинам тех, кто нарушает строй. Что вы удивляетесь? Это вам в науку! Занимается заря, и бледные лица новобранцев, их усталость и изнуренность свидетельствуют о том, как многому научились они этой ночью. Наконец он дает отдых своему войску, покупает пироги и великодушно раздает всем, и каждый поспешно съедает свою долю — ведь это тоже входит в программу развлечения.

Уроки подобного рода небесполезны для городов, и политический лов­кач [205]в Буэнос-Айресе возвел их в систему обучения, довел до совер­шенства и добился поразительных результатов. Например, с 1835 по 1840 год почти весь Буэнос-Айрес отсидел в тюрьме по два-три месяца, чтобы потом освободить место ожидающим очереди двумстам, которые будут томиться в заключении по шесть месяцев. За что? Они что-нибудь совершили?.. Что-то сказали? — Глупцы! Разве не ясно — город приучают к порядку!.. Вспомните, как Росас говорил Кироге, что невозможно соз­дать Республику, поскольку нет привычки в народе. Вот так теперь он приучает город к своей власти! В 1844 году он завершит свой труд, и перед миром предстанет народ, захваченный одной мыслью, разделяю­щий одно мнение, говорящий одним голосом и полный безграничного восхищения личностью и волей Росаса! Вот теперь можно создавать Рес­публику!

Но вернемся в Ла-Риоху. В Англии среди предпринимателей вспы­хивает лихорадка [206]— все хотят разрабатывать недра новых американ­ских государств, могущественные компании намереваются осваивать руд­ники Мексики и Перу, и Ривадавиа [207], находившийся тогда в Лондоне, побуждает предпринимателей вкладывать свои капиталы в Аргентинской Республике. Рудники Фаматины отдавались на откуп крупным компа­ниям. Одновременно спекулянты из Буэнос-Айреса добиваются исключи­тельных прав на продажу рудников английским компаниям за огромные суммы. В итоге Англия и Буэнос-Айрес сталкиваются в своих коммер­ческих намерениях и никак не могут прийти к соглашению. В конце концов заключается сделка с одним английским торговым домом, который обязался предоставить средства и действительно прислал своих людей — знатоков горнорудного дела. Позднее возникает план создать в Ла-Риохе Монетный двор, который будет продан за большую сумму национально­му правительству, когда оно возникнет. Факундо просят участвовать в деле, он вступает в долю и закупает большой пакет акций — за них ге­нерал рассчитался имуществом Иезуитского колехио, которое присовоку­пил к своему жалованью . Держатели акций из Буэнос-Айреса приехали в Ла-Риоху для заключения сделки и, разумеется, выразили желание быть представленными Кироге, чье таинственное и наводящее ужас имя уже начинало звучать повсюду. Факундо принимает их у себя на кварти­ре в роскошных шелковых чулках, нелепых мешковатых панталонах и ветхом пончо. Несмотря на его потешный вид, никому из элегантных граждан Буэнос-Айреса не пришло в голову засмеяться — они немало были наслышаны о нем, чтобы не разгадать заданную им загадку: Фа­кундо хотел унизить образованных людей и показать им свое отношение к европейской одежде.

Впоследствии исключительные права на обладание скотом, ему не принадлежащим, довершили характер правления, учрежденного Факун­до в своей провинции. Но помимо этих прямых способов обогащения был еще один, о котором спешу сообщить, чтобы окончательно поставить точку на том, что сопутствует всей жизни нашего героя. Игра! Факундо испытывает страсть, подобно тому, как иные имеют страсть к спиртным напиткам, а иные — к табаку. Его могучий дух, которому был закрыт великий мир идей, нуждался в искусственном источнике страстей — игра и вызывала в нем недовольство, и приносила наслаждение, она раз­дражала, возбуждала и мучила его. Мне всегда казалось, что по большей части страсть к игре — это хорошее свойство духа, обретающее предосу­дительный вид лишь из-за дурного общественного устройства. Игрок по своей силе воли, самоотдаче и упорству сравним с находчивым предпри­нимателем, создающим свой капитал, с банкиром и с завоевателем, ко­торый в сражениях ставит на карту целые империи. Факундо с детства был игрок, игра была единственной его радостью, его отдыхом, самой его жизнью. Но знаете ли вы, что такое карточный игрок, чьим капиталом являются власть, страх и жизнь его соседей по карточному столу? Та­кого и представить себе никто не мог, кроме тех, кто на протяжении двад­цати лет наблюдал все это самолично. Факундо играл нечестно, говорят его враги... Я не верю этому обвинению, ибо он не искал дурной славы и карал смертью тех, кто распространял о нем дурные слухи. Факундо располагал для игры неограниченными средствами, но при этом никогда и никому не позволил выйти из-за стола с деньгами; закончить игру не­возможно было без его разрешения, он играл по сорок и более часов под­ряд. В игре он не знал удержу и мог приказать выпороть или расстре­лять партнеров, даже если это были его соратники. Вот в чем кроется секрет его постоянного везения. Мало кому удавалось выиграть у Кироги значительные суммы, хотя перед многими в какой-то момент игры выра­стали пирамиды выигранных унций: игра продолжалась, поскольку счаст­ливцу не позволяли подняться из-за стола, и в конце концов ему остава­лось лишь удовольствие рассказывать, как много он выиграл и тотчас потерял.