Доминго Сармьенто - Факундо

Факундо чувствует себя в своей стихии. Надвигаются события, по всем направлениям несутся часки , замкнутые феодальные владения сплачиваются в военный союз; все ставится в зависимость от приближаю­щихся военных действий; и незачем отправляться к берегам Ла-Платы на поиски хорошего поля боя — генерал Пас во главе восьмисот ветеранов прибывает в Кордову, громит Бустоса и захватывает город, находящий­ся в нескольких шагах от Лос-Льяноса, оттуда совершает набеги на Кордову монголера, своими кличами нарушающая покой соседних вершин.

Факундо вынужден ускорить приготовления, он сгорает от желания схватиться с одноруким генералом, который не может метать пику и ру­биться саблей. Он одержал победу над Ламадридом, разве может противостоять ему Пас? Из Мендосы на соединение с ним спешит дон Феликс Альдао с вспомогательным отрядом — его солдаты одеты в багрово-алую форму и дисциплинированны. Хотя не подоспели еще силы из Сан-Хуа­на в количестве семисот человек, Факундо направляется в Кордову во главе четырехтысячного войска, рвущегося помериться силами с кира­сирами 2-го полка и с надменными пехотными офицерами.

Сражение при Табладе настолько хорошо известно, что его подроб­ности никого уже не интересуют. В «Журнале Обоих Миров» [284]оно описано блестяще, но остается все-таки кое-что достойное внимания. Факундо нападает на город всем своим войском, но в течение целого дня и последующей ночи все атаки отбиваются сотней молодых людей — служащими городских торговых заведений, тридцатью ремесленниками- артиллеристами, восемнадцатью отставными солдатами и шестью боль­ными кирасирами, укрывшимися за наскоро вырытыми рвами. В их распоряжении всего четыре артиллерийских орудия. И лишь когда Фа­кундо угрожает поджечь прекрасный город, он добивается сдачи пози­ций — единственного, что еще им не захвачено. Узнав о приближении Паса, он оставляет пехоту и артиллерию, считая их лишь обузой ги движется ему навстречу с конницей, втрое превышающей, однако, силы противника. Тяжко было сражение, вновь и вновь атаковала конница, но все напрасно!

Масса всадников накатывается на восемьсот ветеранов, но вынужде­на всякий раз отступать, она вновь бросается вперед и вновь опрокину­та. И пусть смертоносная пика Кироги опустошает тыл отряда ветера­нов — пушки и меч Итусаинго [285]косят ряды наступающих. Все безрезуль­татно! Впустую мечутся кони перед штыками и дулами орудий — все впустую! Словно волны разбушевавшегося моря напрасно бьются о не­подвижные суровые скалы; порой они, кажется, погребены пенящимся вихрем, но минуту спустя их черные неподвижные контуры появляются вновь, смеясь над разбушевавшейся стихией. Из четырехсот бойцов вспо­могательного отряда Факундо остается лишь шестьдесят; из шестисот багрово-алых выходит живыми лишь треть, остальные безымянные отря­ды разбиты и превращены в беспорядочную толпу, разбегающуюся по равнине. Факундо мчится в город, и на рассвете следующего дня, разъ­яренный, словно тигр, является с пушками и пехотой, но все кончается быстро, и полторы тысячи трупов свидетельствуют о ярости побежденных и твердости победителей.

В эти кровавые дни произошли два события, подобные которым по­вторятся потом не раз! Солдаты Кироги убивают в городе майора Техедора, вышедшего с белым флагом парламентера; на другой день сраже­ния один полковник из армии Паса, в свою очередь, расстреливает де­вятерых пленных офицеров. Последствия этого мы еще увидим.

В битве при Табладе, в провинции Кордова, померились силами пам­па и город, каждая из сторон была ведома самыми высокими побужде­ниями и самыми лучшими своими представителями. Факундо и Пас — достойное олицетворение противоборствующих сил, что будут оспаривать власть в Республике. Невежественный варвар Факундо, который долгие годы вел жизнь бродяги, лишь изредка освещаемую роковым блеском ножа, отважный до безрассудства, одаренный геркулесовой силой гаучо на коне, столь же диком и мощном, как всадник; все окрест себя он по­давляет насилием и страхом; для него единственный закон — его грубая сила, он не верит ни во что, кроме своего коня; он уповает лишь на сме­лость, на пику, на неодолимый натиск своей конницы. Где еще в Арген­тинской Республике вы найдете более завершенный тип злого гаучо ? Вы полагаете, что он поступил глупо, оставив в городе свою пехоту и артил­лерию? Нет, он действовал, повинуясь инстинкту гаучо, из гордыни — победа пехоты не принесла бы ему славы, ибо лавры ее следует срывать верхом на коне.

Пас же, напротив,— истинное дитя города, наиболее законченное олицетворение порядков, свойственных развитым народам. Лавалье, Ла-мадрид и многие подобные им — это аргентинцы, и потому конники, блистательные, если угодно, как Мюрат [286], но дух гаучо пробивается у них сквозь латы и эполеты. Пас — воин на европейский лад: он не уповает на отвагу, если она не опирается на тактику, стратегию и дисциплину; он едва обучен верховой езде, кроме того, он однорукий и не владеет пикой. Ему претит чрезмерная солдатская масса, он предпочитает неболь­шой, но хорошо обученный отряд. Прикажите ему создать армию, и он непременно ответит: она уже наготове!; поручите ему выбрать поле сра­жения, и вы можете доверить ему судьбу Республики. В нем боевой дух Европы, таково и оружие, которое он выбирает: он артиллерист, а по­тому и математик, ученый, основывающий все на расчете. Сражение — это задача, которую он станет решать с помощью уравнений, с одним неизвестным — чья будет победа. Генерал Пас не гений, как тулонский артиллерист [287], и я рад, что он таков — ведь свободе нечасто приходится благодарить гениев. Он просто опытный воин и достойный чиновник, уме­ющий хранить традиции Европы и цивилизации и ожидающий от зна­ния того, в чем другие уповают лишь на грубую силу; словом, он ис­тинный представитель городов , европейской цивилизации, судьба кото­рой у нас на родине поставлена под угрозу. Бедный генерал Пас! Воздадим же Вам славу, не обращая внимания на все неудачи, что пре­следуют Вас! Да не оставят Вас боги Аргентинской Республики! Пока еще судьба не сделала выбор между Вами и Росасом, между городом и пампой , между голубой лентой и алой , но вы владеете тем редким свой­ством духа, что способно в конце концов обеспечить победу над дикой физической силой, тем духом, который вдохновлял на подвиг мучеников. С Вами вера, ведь Вы никогда не знали сомнений! Вера спасет Вас, и с Вами — цивилизацию!

Этот человек отмечен знаком судьбы. Родившийся в лоне плохо про­думанной революции, какой была революция 1 декабря [288], он оказался единственным, кто победой сумел оправдать ее необходимость. Мощная сила гаучо вырывает из рук Паса командование войсками [289], десять лет он томится в плену, но даже сам Росас не решается убить генерала, как если бы ангел-хранитель днем и ночью охранял его жизнь. Чудом удается Пасу бежать в непогоду, под покровом ночи, и бурные волны Ла-Платы выносят его в конце концов на Восточный берег: то тут, то там он встречает отказ, пренебрежение, но, наконец, ему передают ослаб­ленные в боях отряды одной из провинций — свидетельницы гибели двух армий. Из этих крох терпеливо и тщательно собирает Пас силы, способ­ные оказать сопротивление Росасу, и, когда войска противника повсюду одерживают победу и несут ужас и смерть во все уголки Республики, из болот Каагуасу [290]раздается клич однорукого и стреноженного генера­ла [291]: «Республика еще не погибла!» Лишенный лавров по милости тех, кого он спас, коварно отстраненный ими от командования своими вой­сками, Пас находит спасение на земле своих врагов — в Энтре-Риос. Са­мо небо защищает его, и оттого злой гаучо из лесов Монтьель [292]не ре­шается убить однорукого добряка, который сам никого не убивает. Добравшись до Монтевидео, Пас узнает, что Ривера разбит, возможно, именно потому, что там не было его, способного спутать намерения вра­га своими маневрами. Весь город, подавленный, стекается к его скром­ному пристанищу беженца, ища слов утешения и хоть какой-то проблеск надежды. «Дайте мне двадцать дней, и врагам не взять город»,— един­ственное, что ответил генерал спокойно, с уверенностью математика. Орибе предоставляет то, о чем просил Пас, и уже прошло три года с того безрадостного для Монтевидео дня.