Доминго Сармьенто - Факундо

Когда город был хорошо подготовлен к обороне и гарнизон привык к ежедневным боям настолько', будто это занятие ничем не отличается от любого другого, Пас отправляется в Бразилию. Он остается при дво­ре [293]дольше, чем того хотели бы его сторонники, но в то время как Росас полагает, что он находится под конвоем имперской полиции, ге­нерал оказывается в провинции Коррьентес, обучая шесть тысяч солдат; тиран узнает, что Пас вступил в союз с Парагваем, и позднее до него доходит слух, что Бразилия предложила Франции и Англии принять уча­стие в борьбе; таким образом, борьба между пастушеским селом и горо­дом превратилась в конце концов в поединок между одноруким математи­ком, ученым Пасом, и гаучо-варваром Росасом, в битву между пампой, с одной стороны, и Коррьентес, Парагваем, Уругваем, Бразилией, Англи­ей и Францией — с другой.

Еще больше возвеличивает генерала то, что враги, которых он раз­бил, не испытывают к нему ненависти. «Гасета» [294]Росаса, столь изобретательная в клевете и злословии, неспособна оскорбить его так, как она это умеет,— каждый раз препятствует то уважение, которое он внушает даже клеветникам; вперемежку с кровожадными воплями карибов его об­зывают стреноженным, одноруким, кастратом, ибо надо же ведь как-то об­наружить свою дикость и тупость. Если бы кто-то сумел проникнуть в души прислужников Росаса, то обнаружил бы там восхищение; его испытывали все по отношению к генералу Пасу, и старые федералисты не забыли: именно он всегда защищал их от злопыхательства унитариев старых времен. Кто знает, может, Провидение, что держит в своих руках судьбы государств, захотело уберечь этого человека, который столько раз расходился со смертью, для восстановления Республики, где властвовали бы законы, обеспечивающие свободу без специальных на то указов, и исчезли бы страх и насилие, необходимые для правления лишь глупцам! Пас по натуре своей провинциал, и в этом гарантия, что он не принесет провинции в жертву Буэнос-Айресу и порту, как сегодня это делает Росас, наживающий миллионы за счет обнищания и одичания жи­телей глубинных районов — ведь именно в этом федералисты городов об­виняли Конгресс 1826 года.

Победа при Табладе открывала новую эпоху в жизни Кордовы, го­рода, который до той поры, согласно посланию, отправленному ге­нералом Пасом в Провинциальное представительство, «занимал послед­нее место среди аргентинских городов». «Вспомните, таким он был всег­да,— продолжает Пас свое послание,— именно здесь предпринимались крайние меры и воздвигались препятствия на пути всему, что вело к объединению нации и процветанию самой провинции,— так было и при федералистах, и при унитариях».

В Кордове, как и во всех аргентинских городах, была своя либераль­ная прослойка, которую заставило замолчать абсолютистское и квиетистское правительство Бустоса. С приходом Паса либералы выходят на арену, показав, насколько они окрепли за девять лет происпанского правительства.

Ранее я описал уже Кордову как противника идей Буэнос-Айреса; но есть одно обстоятельство, которое властно указывает на возможность ее иного будущего. Наука — вот высшее понятие для жителя Кордовы; два века истории Университета укоренили в людях дух просвещенности, который не сумел столь прочно укрепиться в сознании жителей дру­гих провинций: и если бы здесь изменились направление и смысл обра­зования, Кордова уже могла бы располагать большим числом сторонни­ков цивилизации, подготовленных к тому властью ума и просвещенности.

Уважение к просвещению, привычно связываемое с университетски­ми званиями, свойственно в Кордове всем, вплоть до низших классов общества, и лишь этим можно объяснить, почему городские массы при­соединились к гражданской революции, осуществлявшейся Пасом, с пы­лом, который не иссяк и десять лет спустя. Этот дух воспитал тысячи ремесленников и пролетариев города, ставших жертвами организованной и холодной ярости масоркерос. Пас привез с собой переводчика, чтобы объясняться с гражданами Кордовы: то был Баркала [295], негр-полковник, что столь доблестно сражался в Бразилии и проводил время бок о бок с высшими армейскими чинами. Баркала, вольноотпущенник, многие годы отдал наставлению ремесленников Кордовы на правильный путь, уча их любить революцию, которая награждает за заслуги независимо от цвета кожи и классовой принадлежности; на Баркалу была возложена миссия распространять новые идеи и взгляды в городе, и ему удалось придать своему делу размах и глубину гораздо большие, чем можно было ожидать. Те жители Кордовы, которым присуще гражданское сознание, с тех пор разделяют идеи города и уважают общественный порядок — отныне они сторонники цивилизации.

Молодежь Кордовы отличилась в настоящей войне самоотверженно­стью и верностью, и неисчислимы жертвы — одни сложили голову на по­ле боя, другие погибли в погромах масорки, еще больше кордовцев страдает в изгнании. В сражении при Сан-Хуане поле боя было усеяно телами кордовских ученых мужей — их косили орудия, которые они пытались вырвать из рук врага.

С другой стороны, духовенство, столь поддерживавшее противников Конгресса и Конституции, имело предостаточно времени, чтобы заглянуть в пропасть, в которую влекли цивилизацию защитники истинной веры вроде Факундо, Лопеса и прочих, и, не колеблясь, оно выступило с ре­шительной поддержкой генерала Паса.

Итак, и ученые, и молодежь, и духовенство, и массы, движимые еди­ным чувством, сплотились в то время, готовые поддержать принципы, провозглашенные новой властью. Пас занялся реорганизацией провин­ции и восстановлением ее отношений с другими. В Санта-Фе был заклю­чен договор с Лопесом, которому дон Диего де Оро внушил идею не­обходимости союза с генералом Пасом; Сальта и Тукуман совершили то же еще до битвы при Табладе, и лишь западные провинции оставались враждебными по отношению к нему.

Глава X

СОЦИАЛЬНАЯ ВОЙНА

Que cherchez-vous? Si vous etes jaloux de voir un assemblage effrayant de maux et d'horreurs vous l'avez trouve.

Shakespeare [296] .

ОНКАТИВО

Но что же между тем происходит с Кирогой? В Табладе он поте­рял все: оружие, солдат, репутацию; все, кроме ярости и отваги. Мораль, губернатор Ла-Риохи, пораженный вестью о разгроме Факундо, пользу­ется незначительным предлогом и покидает город; он направляется в Лос-Пуэблос, куда, как ему стало известно, прибыл Кирога, и из Саньогасты посылает ему депешу, извещая, что предоставляет в его распо­ряжение все, чем располагает провинция. До похода на Кордову отно­шения между обоими правителями провинции — формальным губерна­тором и каудильо, распорядителем и настоящим господином — были прохладными. Факундо не сумел собрать в провинции столько оружия, сколько рассчитывал, добавив к нему привезенное из Тукумана, Сан-Хуа­на, Катамарки и т. д. Еще одно примечательное обстоятельство усилива­ет подозрения, закравшиеся в душу Кироги относительно губернатора. Саньогаста — это вотчина семейств Дориа и Давила, врагов Кироги, и губернатор, предвидя последствия подозрений Факундо, когда тот уви­дит дату и место, откуда послана депеша, отправляет ее из Уанчина, местечка, расположенного в четырех лигах оттуда. Но Кироге становит­ся известно, что Мораль писал из Саньогасты, и более он не колеблется. Барсена, это гнусное орудие убийства, которое он заполучил в Кордове, и Фонтанель выходят с отрядами, окружают Лос-Пуэблос и захватывают всех зажиточных горожан. Однако облава не была счастливой: дичь, по­чуяв борзых, испуганно разбегается. Отряды вернулись всего с одиннад­цатью пленниками, и они тут же были расстреляны. Жертвами той об­лавы стали дон Иносенсио Мораль, дядя губернатора, с двумя детьми, двенадцати и двадцати лет; Аскуэта, Гордильо, Кантос (чилиец), Сото­майор, Барриос, другой Гордильо, Корро, проезжий из Сан-Хуана, и Пасос. Последний, дон Мариано Пасос, испытал уже как-то на себе, по другому поводу, ярость Кироги. Во время одной из своих поездок случилось ему сказать некоему сеньору Ринкону, тоже, как и он, торгов­цу, при виде неряшливого и беспорядочного войска: «И эти оборванцы собираются сражаться!» Узнав об этом, Кирога приказывает привести к нему обоих аристархов [297], привязывает первого к столбу у здания город­ской управы и назначает ему двести ударов плетью, в то время как второй стоит со спущенными штанами в ожидании своей участи, но тут Кирога проявляет милосердие и прощает его. Позднее помилованный был назначен губернатором Ла-Риохи и верно служил генералу.