Валерий Лаврусь - Очень странная история

— Ладно сынки, не переживайте, как-нибудь с моей божьей помощью разберёмся, — мягко, с улыбкой, обращаясь к толпе мужичков, произнёс бог и, развернувшись, пошёл к Океану.

— Беда! Великий Ниту-ниту…

— Перестань… В свете модной теперь демократизации и, так сказать, либерализации можешь обращаться ко мне просто «Великий» или ещё проще — «3НВиФ». Как удобнее… Так что там у вас стряслось?

— Совсем бардак, Великий… три… эн… виф… нет, не могу так… Великий! Я лучше так. Этот, который сопливый… через неделю, как мы ему выдали подушку, стал приходить на площадь и гундеть что-то под нос. Сначала, прости, Великий, мы не придали этому значения… но потом к нему присоединились другие, такие же, с подушками, а потом… не гневись, о, Великий, и те, у которых были подружки, а теперь там — все! все мужчины! — взвыл жрец. — Горе нам, горе! А женщины ропщут… а верховные звенят… громко звенят, Океанский прибой заглушают, так звенят… — Первый Верховный размазывал скупые старческие слёзы по морщинистым щекам. — Пропустил я, Великий, убей меня молнией! Убей! Не достоин я…

— А чё гундит-то сопливый? — перебил жреца странно повеселевший бог.

— Да бред какой-то, — всхлипывая, пробурчал Верховный. — Я и передать-то не могу…

— Тогда пошли, послушаем пророка вашего новоявленного…

На Центральной площади племени собралась и внимала замухрышке толпа полуголых мужчин. Некоторые были с подушкой, некоторые с двумя, некоторые — без. Недалеко в тенёчке расположились женщины и негромко, но недовольно гудели. В стороне от площади разместился жиденький коллектив костлявых стариков, звенели они всем сразу: и бусами, и костями… Завидев идущих к ним Первого Верховного и Великого бога, все приумолкли и напряглись. Звон, однако, не прекратился.

— Так, сопливый, ну-ка бегом ко мне! — скомандовал бог. — Рассказывай, что ты тут несёшь?

Замухрышка твёрдым шагом подошёл к богу и, глядя в глаза Великому, ответил:

— Я несу людям Племени истину!

— Во как? — удивился Бог. — Смелый стал? А пронеси-ка её мне…

— Внимай, бог! Нет подружки, кроме подушки! Не отдай подушку свою другу своему! Не клади подушку свою в доме своём при чужом не своём своём… — забубнил замухрышка.

— Отставить! — поднял руку Бог. — И что вы обо всём об этом думаете, мужики?

— А чё думать? Подушки всем нужны … — высказался кто-то осторожно.

— Так у некоторых же есть подружки! Зачем же подушки? А? — бог оглядел толпу мужиков.

— Всем, значит всем… — загудела толпа.

— А чё?! — вдруг запальчиво выкрикнул кто-то. — Подружки наши на рыбалку нас не пускают!

— Не пускают на рыбалку!.. — подхватила толпа. — Не разрешают!

— Выпивать не разрешают!

— Не разрешают выпивать на рыбалке-то, да… только с ними, — вторила толпа.

— А чуть что, у них «голова болит!». Мол, «устали» они!..

— Да, каждый раз одно и тоже… «Голова болит!», достали головой… — начали переходить на крик мужики. — Голова у них! а мы?! «Голова»… «Устали»…

— Да они, Великий, сами больные!!! — взвились женщины. — На всю свою «голову»…

— Отставить!!! — громом и молнией остановил разгорающийся бунт Великий бог. — Разошлись, понимаешь… Понятно всё с вами… Сейчас лечить буду вас, инфантильные вы мои… Жрец? Где ты, зараза? Чего делать бу… а-а-а-а! — брезгливо замахал бог на жреца четырьмя синими руками. — Знаю, моя воля! Ну зачем вы мне, верховные? Чтоб вас всех черти забрали! О чём это я? Значит так! Жрец, как там племена Криворуких, Кривошеих, Толстомордых и этих… — Бог пощёлкал пальцами второй правой, — как их… Длинноухих? Благоденствуют? А баркас как? Почти как новый… Всего-то только сто пятьдесят восемь лет ему… Только зашпаклевать, говоришь, и парус поставить?.. Слушайте волю мою божию: десятеро, нет… пятнадцатеро готовятся и выходят не позднее третьего в экспедицию. Будете искать… чашу… э-э-э Великого Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда. Где она? А я откуда знаю? Украли! Давно не видел. Найти и доложить. Временем не ограничиваю. А как найдут, пусть едут за этим… как его… за Руном Золотым… Баркас отныне считать кораблём и назвать его… да хоть «Арго»! В экспедицию обязательно включить писца, пусть описывает поход, все геройства там, подвиги… И чтобы непременно в стихах! Если писать не может… не умеет, или там слепой… пусть поёт и запоминает. Если что не вспомнит, пусть врёт! Но мне нужны герои! Ясно?! Чтобы вот они, — Бог показал на женщин, — знали, кого и за что любить! Дальше… Мораторий на ведение боевых действий отменяю. Готовимся к войне. Ты, сопливый, иди сюда… Иди сюда, родной. — Бог потянул себя за мизинец первой левой, снял кольцо и протянул пророку. — Вот! Назначаю тебя Верховным Главнокомандующим. Кольцо надень (это символ!) и готовь, сынок, Великое племя Избранных к войне. А подушку отдай. Отдай, говорю! Не хнычь, я дал — я забрал. Подружку найдёшь в стане врага своего! И вообще — подружек у тебя теперь будет много. Вот так, сопливые герои мои… Во имя моё идёте воевать! — Великий смахнул слезу. — Честь вам, сынки… и слава… Голоса в головах ваших я вам обеспечу… Ура!!!

— Великий Ниту-ниту… не эту… как её… — протиснулась в толпу красавица, возможно правнучка Красивой Ло-Ло, как отметил про себя Великий, — а нам-то чё прикажешь делать?

— Вам?! Учить имя моё! Как способ запомнить, предлагаю наложить на него запрет. Кто произнесёт, тому вжить… голову. Это — во-первых… И ждать Воинов своих и этих… как их, которые на баркасе, Героев-аргонавтов! Это — во-вторых… Ждать и молиться Мне! Причем главное — ждать! Весьма действенное, кстати говоря, средство от головной боли определённого рода. Всё ясно?! Кому не понятно, подходи, буду громом убивать! Нет таких? Всё! Меня напрямую не беспокоить, сочиняйте песни про моих и ваших героев: пойте мне, восхваляйте меня… А я — бог, и так всё услышу. Теперь, детки мои, пора прощаться… Ну, бывайте… — и, оглядев Центральную площадь Великого племени, Великий бог двинулся к Океану. Площадь молчала, она ещё не знала, что видит бога в последний раз…

***

Бог Племени Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда невидимо сидел у берега Океана и ловил невидимых акул…

«Это выдумки Гомера: человеческие свойства он перенес на богов, — я предпочел бы, чтобы божественные — на нас»

Цицерон. Тускуланские беседы, I, 26, 65.

Корабль мягко ткнулся кормой в песчаный берег. Громкий, чистый голос отдавал приказания:

— Нос якорить! Вёсла сушить! Боцман! С полудюжиной со мной на берег.

— Длинный, Красавчик, Хряк, Косой, Кила, Толстый… — начал отрабатывать другой голос, с хрипотцой.