Валерий Лаврусь - Очень странная история

Но через две недели Он уехал к маме на недельку. А когда вернулся, не застал Её дома. Пока Его не было, как чёрт из табакерки выскочил хореограф («Ты — прекрасная танцовщица! Тебя просто здесь не ценят! Я сделаю из тебя приму!») и увёз Её в Италию. Её мама сказала, качая головой: «Тебе нельзя было Её оставлять одну!» На неделю? В записке Она написала: «Прости! Я не смогу без балета…» Он не стал устраивать скандал, просто развернулся и уехал в Гаджиево.

Через два года, оказавшись проездом в Петербурге — для чего была придумана целая схема, как оказаться в Питере на сутки, — Он позвонил и назначил Ей встречу. Она к тому времени уже год как вернулась из Италии и опять танцевала в Мариинке. Он позвонил, и Она согласилась. Он не поверил ушам и переспросил, но Она взвизгнула в трубку: «Люблю!», и у Него чуть не взорвалось от счастья сердце. Договорились встретиться в небольшом уютном кафе: было у Них памятное местечко, там Они в первый раз поцеловались.

А пока Он Её ждал, в кафе случился пожар. Пожар в кафе? Ха! Он видел пожар под водой!

«Во время пожара в кафе находился капитан-лейтенант N., который после возгорания, по словам очевидцев, спас четырёх человек. Когда офицер бросился спасать звавшую на помощь девушку, на него в горящем помещении обрушилась балка», — писали потом газетчики со слов командира пожарного расчёта.

Из-под завала Его достали ещё живым. Он был без сознания и весь в страшных ожогах… особенно сильно обгорела правая нога. Когда Она примчалась, Его уже отправили в госпиталь. В реанимацию к Нему Её не пустили (в реанимацию ни к кому не пускают, пока есть надежда, пока ждут, что пациент выживет). Да и что бы Она увидела? Трубки… гели… марли… Но Она осталась сидеть под дверью…

Умирал Он долго. Врачи сделали всё, чтобы спасти, но ни ампутация ноги, ни частичная пересадка кожи не помогли. Через три недели, не приходя в сознание, Он умер. Она так Его и не увидела.

На похороны Она не пришла. Не смогла. Наверное, испугалась, что не выдержит и свалится в обморок. Наверное, всё-таки любила.

А ещё через месяц, навсегда оставив Петербург, Она уехала в Копенгаген, танцевать в Датском Королевском Балете.

На другой день служанка стала выгребать из печки золу и нашла маленький комочек олова, похожий на сердечко…

…С Домом опять была ерунда. Они с Рыжим крутились возле него вот уже часа два, а Он всё не показывался. Артем объявил перекур и упал в траву.

А теперь чего? Чего надо-то? С автоматом нельзя… с гранатометом нельзя… с оружием нельзя… это понятно! Хотя вот тоже… Стоит себе дом деревенский на окраине донецкого села, и попасть в него можно только без оружия. Хотя Дом этот, конечно, — другим домам не чета. Все дома в селе разбиты, развалены, а этот как новый, и жратвы в погребе навалом. Как он уцелел? Утюжили здесь как следует, грамотно, и наши, и ваши. А он уцелел.

Артем наткнулся на него случайно, ковылял по дороге куда глаза глядят (а глядели они вообще непонятно куда — осточертела вся эта война!), забрёл в брошенное село, каких уже видел-перевидел, и… на тебе! Стоит красавец! Поначалу аж опешил: так привык видеть кругом одни воронки да разнесённые по брёвнышку дома, а тут целёхонький, и только что труба не дымит. Сутки просидел в бурьяне — всё ждал, может кого принесёт — не создавал Дом впечатления брошенности. Но так и не дождался. И поселился сам. Поначалу думал отдохнуть, отоспаться, отогреться. Довелось ещё и отъесться — в погребе была картошка, солёные огурцы и сало, много сала. Неделю из Дома не вылезал, и решил никуда больше не ходить. Некуда было идти!

Не ходить, так не ходить, но на седьмой день Артёму вдруг стало страшно: а как припрётся кто-нибудь да и поставит к стенке, а у него даже завалящего пистолетика нет. И отправился он в село, в «экспедицию», какое-никакое оружьеце раздобыть. На другом конце села и раздобыл, новенький АК-74 с тройным боекомплектом и РПГ с парой гранат к нему (вдруг танки?!). Еле дотащил всё. А Дома нет!

Поначалу Артёму показалось, что он вышел не туда, но покрутившись, убедился, что стоит он на той самой улице, возле тех самых тополей… только Дома нет!

Тогда он, вот как сейчас, повалился в траву. Мысли скакали, как кролики, и одна была дебильней другой. Как тогда, когда он впервые увидел Дом, глаза отказывались верить, что Дом есть, — так теперь не верилось, что его нет. Взорвали, что ли, его, пока он таскался? Кто? Когда? Почему не слышал? А главное (главное!), как же он теперь без Дома-то?! Как? И от этой мысли всё вдруг оборвалось внутри. И тогда он вскочил и с бешеной злобой принялся пинать и разбрасывать всё это железное барахло, которое и без того уже надоело до чёртиков, до смерти, до последней изжоги рвотной… Он выл, орал, проклинал. Ради чего ушёл из Дома?! Ради всей этой дряни?!

Когда выкинул последнюю гранату, на душе стало легче. Он успокоился, вздохнул, высморкался и так, на всякий случай, глянул… была какая-то смутная надежда… А Дом оказался на месте!

Ума хватило не бежать за автоматом, а тихо-мирно зайти.

Три дня не выходил. На четвёртый решил повторить эксперимент с оружием, и Дом снова его не пустил. Исчез, как в первый раз. Не хотел Дом оружия! Мысль сама по себе безумная, прямо надо сказать, идиотская, но так было. Тем более, когда ещё через неделю Артём наконец осмелился сделать новую вылазку в село — не за оружием (упаси Господи!), а просто так — и нашёл кошку, то с кошкой Дом принял.

Вот так! С кошкой можно, а с оружием нельзя… Больше экспериментов Артём не проводил, двух раз хватило.

«А теперь чего Тебе надо? — мысленно обращался к Дому Артём. — Ну нету же у Рыжего никакого оружия! Всего обыскал… И у меня нет. Чем тебе Рыжий — не кошка?»

Хотя, конечно, не кошка. Появился он три дня назад с «той» стороны. Поселился на огородах, соорудил шалаш и стал копаться на пустых грядках, добывая пропитание. Впечатление человека приятного не производил, и хрен бы Артём стал себя обнаруживать, если бы не тоска по живому общению, по разговору, по обычной болтовне.

Знакомство вышло бурное. Рыжий, как увидел Артёма, так бросился на него с дубиной и матом, пока Артём кулаком не угомонил… вместе с дубиной… и с матом. Хлипкий сопляк, на отбросах не разъешься… Изо всего, что Артём ему сказал, Рыжий, кажется, понял только про жратву. А после стал тихий и ласковый, как собачка.