Иосиф Каллиников - Мощи

Шепчутся дамы, примечая каждое движение архиерейское.

А запоют «хвалите» во всенощной, и поплывет Иоасаф кадить осанисто по собору. Впереди протодиакон со свечою, а сзади иподиаконы с дикирием и трикирием, а в середине с серебряным кадилом Иоасаф шествует, благоухает ладаном росным с Афона. И, чтобы не задеть даму, когда молящимся кадит, извиняется.

— Пардон, медам, пардон…

Сияют глаза дамские восхищением. Слышит сзади себя:

— Душка.

— Обворожительный…

Улыбается чуть заметно одними глазами дамам и чуть заметно даже головой кивает, будто волосы ему, спадая, мешают.

В запричастный стих высылает иподиакона с просфорами их п ревосходител ьства м.

И иподиаконы подтянулись, как хорошие адъютанты или вестовые бегают. Поднесет просфорку самому князю…

Трешницу на тарелку вышвырнет.

Иподиакон несет тарелку обратно, трешницу рукой прикроет, а пойдет по коридорчику в боковые двери — в карман спрячет.

По воскресеньям у губернатора салон дамский, а для епископа и завтрак с винами тонкими.

Собрался князь Рясный с Иоасафом в пустыни отдохнуть на даче, и дамы соборные зашевелились на дачу следом в обитель тихую.

Иподиакон Смоленский и Николку по секрету предупредил за чаем в покоях игуменских:

— Я по секрету, отец настоятель, вам… светское общество в обитель ждите… Епископ у нас, если слышали, из князей… И не только из князей, а из дома Романовых…

— Как так?..

— Говорят, покойного Александра Николаевича незаконный сын, дядя нашему. Я бы советовал вам гостиника предупредить насчет гостей, чтоб не отказывал, разбирался в людях, пусть-ка он спрашивает предварительно как-нибудь: с градоначальником или с епископом приехать изволили? ну, как-нибудь там…

Вечером, когда измотавшийся Николка вспомнил слова Смоленского, позвал своего белобрысого послушника и велел за гостиником сбегать.

Пришел Иона к настоятелю.

— Вот что, отец Иона, да получше запомни… Гости у нас будут очень важные, таких еще не видала обитель наша. Милость нам великая. Не опростоволосься, смотри. Лучше всего наперед спрашивай: от кого изволите? а лучше так: с градоначальником будете или с преосвященнейшим? Скажут, что да, так ты в оба смотри, чтоб номерок выбирал получше. Духовенство, семьи — вниз, в новую, от градоначальника — во второй этаж. Да чтоб обхождение было отличное коридорных послушников, а то скажи — на покаяние, на хлеб, на воду. Да не вздумай по коридору трезвонить к службам в новой, пусть почивают, сколько захочется, на отдых приедут, — слышишь?.. Сам-то запомни, а то привыкли мы, а тут обхождение нужно. Помни…

Засыпал — ни о чем не думал Николка — изматывался за целый день.

Со дня на день гостей дожидаться стал. И каждый день бегал к Смоленскому за советами, а утром иподиаконше велел присылать молоко, творог, масло, а в обед особое коридорный послушник приносил с трапезы.

Не заметил Николка, как и неделя прошла, а на вторую — гости будут.

Каждый день приезжали гости. Сперва духовенство соборное семьями. Иподиакон Смоленский и по номерам вместе с Ионою разводил. Услуживал Иона Смоленскому. Привередничала иподиаконша молодая, — каждый день за овощами коридорного посылала послушника, на скотный двор за молоком, за маслом.

— Вы не знаете, батюшка, как моему Петру Ивановичу трудно, целый день бегает, измотается за день, придет поесть, — есть нечего, так вы попросите на скотном у матушек.

К каждому поезду высылали три линейки и каждый раз — полные. Юлит Иона, выпытывает. Услышит, что с губернатором знакомы или епископ благословил — ведет сам в верхний этаж новой гостиницы.

А когда номера переполнились, а гости городские приезжать продолжали — недоразумения начались.

В синем костюме, скромная, прическа гладкая, на уши слегка спущенная, синяя шляпка английская с широкими полями и лентами, с девушкой, в летнем платье прозрачном, болотного цвета, с зеленоватыми глазами вспыхивающими, — волос — крупными завитками волнистыми — коричневые с золотым отливом, — с линейки сошли и стали ждать, когда Иона номер укажет. Всех поразвел гостиник, а на нее и не глянул. Села на скамеечке за колоннами у старой гостиницы.

— Что же нам, Зиночка, не дают номера?..

Вышел дыхнуть воздухом послушник коридорный…

— Батюшка, а как же нам номер?..

— Сейчас я отцу гостинику передам… из города быть изволите?.. — Нет, из деревни.

Побежал послушник к Ионе и передал, что из деревни приехали, одеты по-городски. Иона и решил, что не важные господа, если не из города, а из деревни, и ветел послушнику отвести в старый и не в верхнем этаже, а в нижнем, против двери скрипучей, на которой кирпич, завернутый в тряпке заплеванной, на блоке болтается, — самый дальний номерок, окнами к монастырской стене, а в коридоре наискосок от двери — умывальник прокисший. Отвели номерок и забыли.

— Зиночка, ты посмотри, это ужас какой-то… А запах… А грязь какая… Как же нам Барманский говорил, что прекрасно и номера новые?..

До вечера просидели в номере, раза два теребили электрическую кнопку и никого, — звонки в старой испорчены.

Пока на кухню не сходила Вера Алексеевна самовар попросить, до тех пор и не подали. Дылбастый послушник огрызнулся, что у них гости теперь, некогда…

В отворенное окно земляники купили у полпенской бабы и оставили его открытым.

Один по одному налетели комары, зазвенели над ушами…

Свечку зажгли, полуголодные легли на войлочные матрацы жесткие.

Комары не давали спать, оголенные руки и плечи жалили…

Уснуть не могли — ворочались.

И когда сон закрыл им глаза, изо всех щелочек, изо всех уголков потянулись клопы тощие, сплюснутые и не с ног, а с головы начали… На потолок взбирались и плюхались на голые плечи, на грудь, на лицо и всасывались, набухая.

В полусне отмахивались, ворочались, с головой закрывались простынею, а когда становилось душно — сбрасывали и раскидывались, обнажая клопам тело.

Не выдержали и проснулись…

И когда вместо комара поймала Вера Алексеевна клона и раздавила его пальцами, почувствовала, что тухловато-тошнотным пахнет.

Целую ночь мучились.

Зажгут свечу — разбегутся под матрац, по щелям и маленькие и большие; снова лягут, свечу затушат, а через несколько минут опять чувствуют, как на лицо, на плечи, на грудь падают и опять до изнеможения ловят. К полунощнице ударили повесть и отец будильщик, послушник побежал по коридору со звоночком будить коридоры сонные.

Подбежал к двери:

— К полунощнице, к полунощнице…

И дальше по коридору темному.

И второй раз побежал послушник по коридорам будить, второй раз и на колокольне ударили к утрени, и опять зазвенел голос звонкий: