Ханна Кент - Темная вода

— Не время еще. Теперь нужна припарка.

Она встала. Мэри с любопытством глядела, как старуха сыплет в глиняную миску из прикрытой тряпицей корзинки какие-то травки.

— Что это за травы? — спросила она.

— Тебе этого знать не надо.

Взяв яйцо, она резким ударом о край миски сломала скорлупу и пропустила белок яйца сквозь скрюченные пальцы. Оставшийся в руке желток она проглотила.

— Мне это съесть надо? — спросила Мэри, указывая на миску.

— Это на тело, а не в брюхо. Папоротник, водяной кресс и крапива.

— Крапива? — испуганно переспросила Мэри.

— Крапива жечь не будет. Я вымочила из нее всю едкость.

Нэнс помяла травки старой деревянной толкушкой.

Закрыв глаза, Мэри вновь увидела страшные, исполосованные красным ноги Михяла, увидела вдову, хлещущую его крапивой по ногам. Живот сжало судорогой, к горлу внезапно подступила рвота и прыснула в зашипевший огонь.

— Простите, — выговорила она, и затем ее опять вырвало.

Мэри почувствовала руки, ласково отводящие от ее лица пряди волос. Костлявые пальцы Нэнс гладили ее плечо.

— Ничего, ничего… — приговаривала она.

Губ Мэри коснулась чашка прохладной воды.

— Простите меня, — заикаясь, повторила Мэри.

Она отплевывалась кислой желчью, от которой саднило в носу.

— Бедняжка… Как напугалась-то…

— Это я не из-за ноги!

Старуха своими ласковыми прикосновениями напомнила Мэри о матери. Вытирая рот тыльной стороной руки, девочка вновь ощутила слабое жжение крапивы и разрыдалась.

Нэнс поднесла к глазам руки Мэри и, перевернув кверху ладонями, разглядывала волдыри. Нахмурилась:

— Это она тебя так?

Долгое молчание.

— Мэри Клиффорд! Это Нора Лихи тебя отстегала?

— Не меня, — наконец выпалила Мэри. — Его отстегала, Михяла. Она била его крапивой.

Нэнс кивнула:

— Увечного ребенка…

— Вы знаете о Михяле?

Выпустив руки Мэри, Нэнс поплотнее закуталась в платок.

— Я много чего слышала о нем. Много сплетен.

— Он не такой, как все, — выкрикнула Мэри. — И она это знает. Она его прячет. И мне велит прятать, потому что боится, что люди скажут. А они и так прознали и говорят, что подменыш это и что все беды из-за него. Вот она его и наказывает. — Слова так и лились из нее. — Она хлестала его крапивой. Она пьет, а глядит так, что жуть берет. Оба они не в себе. Страшно подумать, что может случиться.

Нэнс крепко сжала обожженные руки Мэри.

— Ну все, все, — успокаивала она ее. — Ты нашла теперь меня, нашла!

Михял наконец угомонился. Нора хотела забрать его у Пег, но старуха остановила ее взглядом:

— Посиди-ка у огня, может, рассудок воротится.

— Хочу, чтоб Мартин был тут, — вздохнула Нора. Ей казалось, что душа ее крошится в труху под тяжестью горя.

Голос Пег был строг и неумолим.

— Понятно, хочешь. Но Мартин сейчас у Бога на небесах, а ты должна продолжать жить, и жить как можно лучше.

— Хочу, чтоб Мартин был тут, — повторила Нора и почувствовала, как кровь приливает к лицу. — Хочу, чтоб умер не он, а Михял.

Пег пожевала губами.

— Я собственными руками отнесла бы Михяла на кладбище и там живьем закопала, если б могла вернуть этим дочь! — Нора рухнула с табуретки на пол, на четвереньки. — Да! Я сделала бы это! Лишь бы Джоанна была со мной!

Нора почувствовала, как два заскорузлых пальца приподняли ей голову за подбородок.

— Хватит! — прошептала Пег, не отпуская ее голову. — Ты что, Нора Лихи, думаешь, что ты единственная на свете потеряла дочь? Я пятерых детей схоронила! Пятерых! — Голос ее звучал ровно. — Большое несчастье в один год опустить в могилу два гроба, но это не причина терять голову, и рвать себе сердце рыданиями, и валяться на полу, как упившийся забулдыга! И не надо вопить на всю долину про убийство — люди услышат. Не надо грозить ребенку бедами худшими, чем с ним уже случились.

Нора оттолкнула от себя пальцы Пег.

— Да кто ты такая — учить меня, как мне с горем управляться?

— Я помочь хочу!

Со двора донеслись голоса. Женщины переглянулись.

— Кто это? — прохрипела Нора.

— Может, Мэри со щавелем?

— Голос не ее.

Поднявшись, Нора задвинула засов на двери и стала ждать, прижавшись к стене и приникнув ухом к дверной щели.

В дверь резко постучали.

— Кто там? — крикнула Нора.

— Нора Лихи, лучше открой мне. Я привела Мэри, и ей худо.

Пег вытаращила глаза:

— Нэнс? Ради бога, Нора, впусти эту женщину!

Нора вытерла рукавом глаза и отодвинула засов. В хижину хлынул свет.

Перед ней стояла Нэнс и глядела на нее своими голубоватыми слезящимися глазами. Она была замотана в платок, на руке висела корзина.

— Тебе плохо, — пробормотала она. — И утаивать это — только хуже.

Нора почувствовала, что Нэнс разглядела все — ее заплаканное лицо, царапины на руках, ногти, обкусанные до мяса.

— Что ты здесь делаешь?

— Твоя девчонка на реке себе ногу растянула и сидела там. Я проводила ее, помогла до дому добраться, но, думаю, я… — Нэнс глядела за спину Норы, на Пег, прижимавшую к груди ребенка, — думаю, что тебе, Нора Лихи, я нужна не только для этого. — И, положив руку Норе на плечо, она отодвинула ее от двери и вошла.

Вслед за ней, бросив на Нору опасливый взгляд, за порог проковыляла Мэри.

— Нога-то сильно болит? — спросила Нора, указав на грубую повязку.

Девочка молча покачала головой.

— Так вот, значит, какое дитя крапивой отхлестали! Ну так дай теперь мне взглянуть на него, Пег О’Шей. Покажи мне мальчика, которого прячут. — Стянув с головы платок, Нэнс вынула из корзинки два листка щавеля. Обнажив ноги Михяла, она обернула листочки вокруг его щиколоток. — Ты его как кошка подрала, Нора Лихи.

— Я не хотела ему худого. Думала, вылечу его. — Она глубоко вздохнула. — Ты то же самое Мартину делала. Он мне рассказывал. И рука у него ожила.

Пег передала Михяла в протянутые руки Нэнс. Та минуту держала его, вглядываясь в непроницаемое личико.

— Одно дело Мартин, а другое — этот ребенок.

И Нора увидела Михяла таким, каким он предстал перед Нэнс. Скрюченное неподатливое тельце, легкое, как снежный пух на деревьях. Горсть костей — дунь и рассыплется. Перышки волос, упрямый подбородок. Пальчики сжаты, словно в попытке ухватить что-то невидимое, как будто воздух вокруг полон чудес, а не дыма от очага и несвежего людского дыхания.

Нора следила за тем, как Нэнс водит пальцем по лбу малыша. Что случилось? Чем провинилась ее дочь, что потеряла дитя? Не забыла ли она начертать пеплом крест на его лице? Обкусала ему ногти до девятимесячного возраста? Не посыпала соль ему в рот, не ограждала железом колыбель? Ведь каждая женщина знает, как защитить младенца от Тех, кто захотел бы его украсть. Держать у двери ореховый прут. Капнуть молока, если споткнулся.