Ханна Кент - Темная вода

Наступило молчание.

— Ты, видать, напилась в стельку, — презрительно бросила Нора.

Нэнс открыла глаза:

— Нет…

— Сама погляди, на кого ты похожа!

Вздохнув, Нэнс сделала несколько нетвердых шагов и уцепилась за дверной косяк. Держась за него, шагнула через порог.

— Нора…

— Что «Нора»? Ну и вид у тебя!

— Сядь. Посиди со мной.

— Куда сесть? Я в грязи сидеть не желаю!

— Вон там сядем. На бревно.

Нора нехотя проследовала за спотыкающейся старухой к гниловатой замшелой коряге.

Нэнс с облегчением уселась на бревно и со вздохом, похлопав ладонью, указала на место рядом:

— Присядь, Нора Лихи. А эльфеныша на землю положи. Вот сюда, на травку. Под дуб.

Нора колебалась и недовольно кривила рот, но руки ее так разболелись от тяжелой ноши, что она уложила ребенка на свежую, только что вылезшую травку и неохотно села рядом с Нэнс.

Старуха подняла глаза к голым веткам дуба:

— Когда ясень допрежь дуба зазеленеет, лето дымом дымит и пылью белеет.

— Чего-чего?

Нэнс шмыгнула носом:

— Так, поговорка старая. Известно, что деревья загодя погоду чуют.

Нора хмыкнула.

— Видишь, что там вон?

— Дударева Могила.

— Ну да. Дуб там растет. Рябина. Боярышник. Там место Ихнее.

— Это не новость, Нэнс Роух. Кто ж не знает, где у добрых соседей жилище!

— Я видала Их. И слыхала. — Нэнс моргнула, медленно уронила руку. — Мать мою Они очень привечали. Прилетали за ней не раз, на ветре колдовском. А после усадили ее на коня из крестовника и унесли в чудесные края. И тетку мою тоже забрали. Истинно так. А меня оставили, но ведовству научили.

Нора глядела на старуху, на полуприкрытые ее веки, на руки, царапавшие мшистый ствол. Она казалась не в себе.

Внезапно Нэнс открыла глаза и нахмурилась:

— Я мысли твои читаю, Нора Лихи. Ты думаешь, что годы мне мозг выели, что старость в нем дыр наделала. Думаешь, что возраст, мол, никуда не деться, и что я уже не я. — Она наклонилась к вдове, обдав горячим дыханием: — Ошибаешься ты, Нора!

Наступило молчание. Обе женщины глядели вдаль, на лесные деревья.

— Я-то думала, что если такая женщина, как ты, объявит его фэйри, то этим сердце и успокоится, — наконец заговорила Нора. — Ведь после дочкиной смерти я только и думала, что это с мальчиком такое приключилось, почему он словно тает. Думала, может, это Джоанна с Тейгом недоглядели, может, от голода это…. — Голос изменил ей. — Думала, как же так — родители собственное дитя угробили!.. Может, думала я, дочка плохой матерью оказалась, я не научила ее за ребенком смотреть! А когда Мартин мой помер, я решила, это от меня всем сплошные несчастья. И что мальчик такой получился, в том не Джоанны вина, а моя.

— Ты ни в чем не виновата, Нора…

— Но я-то чувствовала, что вроде виновата! А люди, кругом разговоры эти… Как же я стыдилась его! Урода, калеки! Когда Питер с Джоном внесли в дом тело моего мужа, единственное, о чем я думала, — это куда бы мальчишку деть с глаз долой. Позора не оберешься: люди придут, увидят ноги его кривые и гадать начнут, что это с ним такое да почему… Думала я, за какие такие грехи Господь его разума лишил, когда всего лишь два года назад я видела его здоровым и веселым малышом? Худо я о себе думала. Во всем себя винила.

— Послушай меня, Нора. Этот мальчик — Джоанне не сын. И тебе не внук. Фэйри он! И ты это знаешь. Глянешь на него, и сразу видно — не ребенок это, а хилый, дряхлый сморщенный эльф, что Михялом обернулся! А знаешь, почему они выбрали сына твоей дочери? — Нэнс положила руку Норе на плечо. — Потому что никого краше они не нашли!

Нора улыбнулась сквозь слезы.

— Я один разок только внука и видела, до того, как подменили его. Красавчик был, да и только! Цветик мой. — Она опустила взгляд вниз на подменыша: — Не то что этот урод, что ребенком прикидывается!

— Мы вернем его добрым соседям , Нора. Знавала я одну женщину, которую унесли, а потом вернули.

— Правда?

— Даже двух таких женщин знала. Одна, правда, так и не возвратилась, зато другая… — Нэнс сдвинула брови. — Она к себе после раскаленной кочерги воротилась. Прижгли ей лицо горячим железом, и через железо это фэйри из нее навсегда убрался восвояси, и стала она как раньше была.

Нора помолчала в раздумье.

— Стало быть, огонь ее возвратил?

— Это тетка моя родная была, почему и знаю, — сказала Нэнс. — И след на щеке ее я своими глазами видела. Шрам. Вроде как клеймо.

— Помогло, значит?

Нэнс терла глаза, чуть покачиваясь на коряге.

— Ага. Помогло.

— Ну и мы тогда раскаленную кочергу давай испробуем!

— Нет, — твердо сказала Нэнс. — Нет. Нельзя.

— Но ведь помогло же, ты ж сама сказала!

— Тетка мне велела никогда этого ни на ком не повторять. «Ни за что в жизни» — так она сказала. И я поперек ее слова не пойду. — Нэнс замолкла.

Губы Норы скривились.

— Так не жгли бы мы его, не клеймили. Может, довольно было бы пригрозить твари этой огнем. Напугать фэйри как следует и через это к своим прогнать. — И она указала на лопату, прислоненную к двери. — Посадить на нее тварь, как будто сейчас его в очаг сунем!

— Одной угрозой его не возьмешь.

У Норы задрожали губы.

— Ну тогда прижечь его маленько. На огне чуток поджарить.

Нэнс окинула Нору внимательным взглядом:

— Нет.

— Но я хочу, чтоб ушло оно!

Ответом было долгое молчание.

— Нора, ты Анью-то вспомни. Ты крики ее слыхала? У ней кожа с ног совсем слезла. До кости прожгло. Волдыри эти… — Нэнс угрюмо сжала губы в ниточку: — Нет, только не огонь. Знаю, не терпится тебе избавиться от этой твари, но жечь его мы все-таки не будем.

— То Анья, а то — фэйри!

— Поперек теткиного слова я пойти не посмею.

— Говоришь, жечь не будем, а что будем? Говори! Кто из нас ведунья-то?

Нэнс сидела теперь совершенно неподвижно. Она снова закрыла глаза, опустила светлые редкие ресницы. Только сейчас Нора поняла, что перед ней очень старая женщина. Видно было, до чего она измотана. И беззащитна. Нора смотрела на узкие плечи, на худую грудь, едва вздымающуюся от дыхания. На Нэнс вечно было наверчено столько тряпья, что Нора только сейчас увидела, какая бян фяса хрупкая. Тощая. Тщедушная.

Нэнс открыла глаза — мутные, затуманенные.

— Есть и другой способ. Мы можем отнести подменыша туда, где фэйри водятся, и пусть его забирают.

— На Дудареву Могилу?

Нэнс покачала головой:

— Где вода с водой встречаются. Там место силы. На пограничье.

— На реку?

— Ты, я и девочка… Три женщины на том месте, где три потока текучих встречаются, три утра подряд. Мы, все три, поститься будем. Еще до восхода солнца отнесем подменыша на Флеск. И так три раза, и, когда на третье утро ты после этого домой вернешься, подменыша там уже не будет, а вместо него, может статься, увидишь Михяла — потому что придется добрым соседям отпустить его. А фэйри своего забрать.