Владислав Романов - Смерть во спасение

Темучин вышел из шатра, к нему тотчас подвели его конька, он забрался в седло и ускакал. И мгновенно всё пришло в движение. Отряд за отрядом с глухим шумом следовал за властителем, слуги быстро разобрали его шатёр, сложили в повозку и увезли. Ни одного факела, редкие гортанные выкрики, никакой суеты, столкновений, путаницы. Предельная собранность, точно все знали, кто за кем и в каком порядке.

У Ахмата в отчаянии сжалось сердце: великий хан решил попросту бросить его среди песков. Выжить рядом с мёртвым городом, в мёртвой пустыне почти невозможно. И бежать некуда. Но душа нашёптывала: не бросят, выживешь, Чингисхан не мог о тебе забыть. Так и случилось. Одна из последних повозок остановилась рядом с ним, возница взглянул на него и что-то выкрикнул грубо и коротко. Прорицатель не стал ждать второго призыва. Он бросился к повозке, заскочил в неё, и она понеслась.

Через полчаса он заснул. Ему приснился хорезмшах Мухаммед. Голый, с дряблым жёлтым телом и выпуклыми зелёными глазами, он понуро бродил по краю своей купальни, трогая пяткой воду и уныло повторяя: «Ещё горяча, пусть немного остынет». Обычно он капризничал из-за того, что вода недостаточна тепла, слишком прохладна, и он может простудиться. Это случалось. За стенами дворца бушевали зной, жара и духота, а внутри всегда дышала царственная прохлада, потому бухарский правитель и просил делать ему воду в купальне погорячее. Во сне же всё происходило наоборот. И вдруг Ахмата точно пронзила молния, он понял: хорезмшах обречён, он должен умереть! И хоть ещё не пойман, Чингисхан только собирается послать погоню, но судьба бухарского правителя вошла в мёртвую петлю. Мухаммед посмотрел на провидца, с грустью покачал головой. «Эмир отдал этому грязному князьку все наши деньги, а тот, пообещав ему не трогать город и оставить всех в живых, всё сделал наоборот... — пробормотал раздосадованно властитель. — Ни чести, ни слова. Есть же предел любому коварству... Должен быть!.. На это золото можно купить пол-Европы... Что происходит, Ахмат? Кто пришёл в этот мир?.. Зверь?.. Молчишь... Подумай об этом. У тебя ещё есть время...» Он снова потрогал пяткой воду, шумно вздохнул и прыгнул. Его дряблое тело стремительно понеслось вниз и через мгновение превратилось в угасающую точку. И пропало совсем.

Маг проснулся. Сквозь дыру в повозке он увидел восходящее солнце. Лошадь уже шла шагом. Пройдя несколько метров, она остановилась. Ахмат услышал резкие гортанные выкрики, всхрапывание лошадей и людской шум. Стоянка. Всего ночь пути, и уже стоянка. Провидец подполз к дыре и выглянул: монголы ставили шатры. Это уже совсем странно. Ему рассказывали, что монголы могли без отдыха передвигаться на гигантские расстояния. Он потянул носом воздух и уловил кисловатый речной дух. Даже рыбой запахло. И маг понял: они и вправду на берегу реки. И тогда всё понял: Чингисхан решил здесь остановиться и дальше самому никуда не двигаться, а посылать лишь своих темников, чтобы они довершили покорение всех азиатских и степных народов. И некоторое время, месяца три или четыре, а может быть, больше, завоеватель пробудет здесь, в этом оазисе. Подступали долгие летние вечера, его будет одолевать скука, и беседы с магом их немного скрасят.

Ахмат лёг на спину и задумался. Он понимал, что выбора у него нет. Он раб этого низкорослого жестокого царька, который может оборвать его жизнь в любое мгновение. Но, согласно звёздам, Темучину оставалось жить восемь лет. Дальше его путь уходил во тьму. И он об этом знает, недаром же возит с собой великого китайского мудреца Елюя Чу-Цоя, которого вот также варварски завоевал год назад, а уж тот должен знать столь простые вещи. У Чу-Цоя была своя отдельная юрта, и он описывал покорение Чингисханом Средней Азии, редко выходя наружу. Сотники, тысяцкие и темники сами приходили к нему и рассказывали, что происходило, и в воображении философа и прорицателя возникали более яркие картины, нежели на самом деле. Мудрец любил уединение, и повелитель его не трогал. Потому он и оставил Ахмату жизнь, чтобы тот развлекал его своими рассказами. Интересно, вспомнит ли монгольский царь о русичах? И прислушается ли к его предостережению?..

Хоть уже и вычерчен путь небесный, в котором ничего нельзя изменить, но исключения бывали. Римский консул Антоний и египетская царица Клеопатра должны были войти в мировую историю как самая могущественная семья и дать целое поколение земных правителей, чтобы в будущем и не возникали подобные дикие кланы, как Багадур и его сын Чингисхан. Всё шло к этому. И тот морской бой при Акциуме 2 сентября 31 года до рождества Христова должен был выиграть Антоний, а не его завистник Октавиан. Первый имел 500 кораблей и 100 тысяч воинов, второй — 250 кораблей и 80 тысяч воинов. Создатель всё благоразумно рассчитал. Антоний к своим пятидесяти годам завоевал полмира, был опытен и полон сил. Октавиану исполнилось тридцать два, и он ещё не носил звучное имя Август. Великий судия недоучёл лишь одного, что старый римский легионер и друг Цезаря по уши влюбится в Клеопатру и, не сомневаясь в своей победе, доверит командовать частью флота египетской царице. В самый напряжённый момент боя, когда на её судне вспыхнул пожар, нервы у красавицы сдали, она запаниковала и внезапно повернула свои суда назад. Октавиан не замедлил этим воспользоваться и победил. Создатель на такую оказию не рассчитывал. Наблюдая за ходом боя, он, наверное, все локти себе покусал, проклиная глупую бабу. И весь ход мировой истории, точно споткнувшись, пошёл в другую сторону, и выправить его не удалось. Тьма космоса принесла Чингисхана.

Так что исключения бывают. Как в ту, так и в другую сторону. И если Чингисхан не глуп, то ему совсем незачем идти на Русь. Ему хватит огромных владений в срединной и южной Азии. Держать в узде эти дикие народы уже труд немалый, зачем же ещё лезть на север, где всегда рождались стойкие рыцари?..

Ахмат улыбнулся, лёжа на мягких сафьяновых сапожках. Он любил в эти утренние часы не спеша всё обдумывать. Пахло свежей кожей, а сквозь дыру в повозке лёгкий ветерок доносил запах костров и печёного хлеба. Маг проглотил слюну. Он вдруг вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего утра.

В шатре Чингисхана сидели два его лучших полководца Чжебе и Субэдей. Оба такие же низкорослые, в посеревших от степной пыли стёганых халатах. Чжебе был лунолик, кожа блестела от жира, а жёлтые рысьи глаза, устремлённые на властителя, излучали кротость и покорность. Жирные чёрные усы подковой спускались к круглому подбородку. У Субэдея же узкое как бритва, безгубое лицо, длинный нос и маленький детский лоб. Прорези вместо глаз. Чжебе — лисья хитрость, Субэдей — волчья ярость. Темучин всегда посылал их вместе, назначая старшим Субэдея. Вдвоём они были непобедимы.