Владислав Романов - Смерть во спасение

Ещё до его ухода как снег на голову свалилось известие о смерти отца. Мстислав Мстиславич, потерпев поражение от монголов на Калке, последние шесть лет почти не принимал участия в сражениях. Он ещё ссорился и мирился то с венгерским королём, то с зятем Даниилом Волынским из-за своих владений, но меча из ножен не вынимал. По утрам перед пробуждением ему часто снилась дикая степная орда, чёрной тучей несущаяся на него. Он слышал в ушах нарастающий гул конницы и во сне вгрызался в гущу врагов, не переставая наносить удары. Но рука ослабевала, и тьма поглощала его. Галичанин просыпался в поту, ощупывал своё живое тело и вспоминал, что тогда, на Калке, его спас Даниил. Зятя ранили, князь бросился спасать родича и тем спасся сам.

Перед смертью Мстислав Мстиславич написал Даниилу покаянное письмо, попросил у него прощения за все вины и обиды, им причинённые, и с улыбкой отошёл в мир иной, приняв схиму.

Феодосия хотела поехать на похороны отца, но бросить детей не смогла. Траур и скорбь по отцу заслонили было тревогу, но через несколько дней она, как пожар, занялась снова. И посоветоваться она ни с кем не могла. Архиепископ же, кому княгиня пожалилась, велел изнурять себя молитвами и поститься.

Один Александр тонко чувствовал всё, что творится с матерью. В эти дни он не отходил от неё ни на шаг. Целуя ей руку на ночь, долго не выпускал её.

— Хочешь, я посижу с тобой? — спрашивал он.

— Господь с тобой, иди спать, мне просто нездоровится...

— Принести успокоительный отвар?

— Нет, я уже выпила. Ступай!

Вскоре прискакал дружинный воевода Гундарь из Переяславля. Во время последнего похода Ярослава его тяжело ранили, и он месяца четыре валялся пластом, едва выжил, а потому на Пургаса и не пошёл.

— Как муж мой, жив ли он, что слышно? Я места себе не нахожу, точно беду чую, — набросилась на него княгиня. — Грозная была сеча с мордвой?

— Не вышло никакой, — усмехнулся гридской го лова.

— Как не вышло?..

— Полюбовно разошлись. Миром.

— А чего же они не возвращаются?

Гундарь опустил голову, не в силах смотреть ей в глаза.

— Чего глаза прячешь? Говори!

— А чего говорить, вернутся, — заулыбался воевода. — Видно, хорошо принимают, да мёда перепили!

— Что с князем? — не унималась Феодосия. — Я же вижу: ты что-то скрываешь...

— Чего мне скрывать...

— Говори! — дочь Мстислава Удалого вдруг резко поднялась, сверкнула огненным взором и стукнула кулаком по столу. — Не умеешь правду скрывать — объявляй.

Решительный и грозный вид княгини немного поколебал Гундаря, он замялся, но выложить всю правду не отважился: новгородский князь за такой донос шкуру с него снимет. Муж с женой бранится да под одну шубу ложится, они, поругавшись, помирятся, а воеводе синяки да шишки.

— Я ведь не был в походе, ваша светлость, — выдержав суровый взгляд Феодосии, проговорил он. — Слухи же поносные разносить не мастак, а потому не обессудьте, ваша светлость, промолчу я лучше.

Голова дружины проговорил это столь твёрдо, что жена Ярослава поняла: страхом да угрозами его не возьмёшь.

— Ты же отцу моему покойному служил... — еле слышно выговорила она, и голос её дрогнул.

— Князь галицкий Мстислав умер? — Гундарь даже привстал из-за стола, услышав эту печальную новость.

— Неделю назад... Осиротела я... Некому боле защитить, хотя именно тебе он наказал меня оберегать. Памятью отца своего прошу: скажи мне правду.

— Да слухи то, ваша светлость...

— Поведай и слухи, коли так. Его честь и я несу и всё должна знать. Говори! Твоё имя не стану я нигде упоминать. Если слухи, то они и до нас могут докатиться.

Воевода тяжело вздохнул: мёртвой хваткой его держала внучка половецкого хана, не отвертишься.

— Правитель тамошний, Пургас его кличут, дочь свою меньшую князю отдал...

— В жёны? — чуть не выкрикнула Феодосия.

— Как же можно в жёны? — перекрестился воевода. — В подарок если только...

— Но если он царь или князь, то, значит, она царевна иль княжна. Нешто такую в подарок отдают? Да и что это за подарок? Говори всё как есть, а не то сама сяду на коня да к Пургасу отправлюсь! — пригрозила Феодосия.

Гундарь опустил голову, не в силах передать весть, привезённую гонцом князя.

— Он что, как бусурманин, в жёны её взять хочет? — переспросила княгиня.

— Мне не ведомо сие, ваша светлость, — начал было он, но Феодосия его перебила:

— Глаголь, что ведаешь!

— Вроде как младшей княгиней её нарёк князь, но пока-то одни лишь слухи, ваша светлость, — пробормотал воевода. — Тут может быть и военная хитрость, дабы царство то под свою руку подвести. Ради этого всё и придумано...

Княгиня потемнела лицом и несколько мгновений молчала.

— Ступай, — вымолвила она.

Гундарь поклонился и вышел. Был бы жив отец, Феодосия и раздумывать бы не стала: собрала детей, свои пожитки да тотчас бы уехала под его кров. И к мужу больше бы не вернулась. Но теперь так не поступишь. Феодор уже взрослый, его надо на княжение определять, Александр подрастает. Им нужна твёрдая княжеская рука, поддержка отца или деда. Но Мстислава, кто бы мог им стать опорой, уже нет. А потому и браниться с мужем совсем негоже. Но и бесчестие терпеть она не в состоянии.

Мать ей как-то рассказывала, что в молодости, едва она обвенчалась с Мстиславом, завелась у него зазноба в ближнем городке. Да так она приворожила князя, что места он себе не находил. То и дело на охоту собирается. Егеря вепрей да оленей в ямы загоняют, а он у своей лебёдушки под тёплым бочком отогревается. И что делать? Как заразу из мужа вывести? Смотреть на него сил не хватало: чах удалой князюшко, как ивушка без воды. Ей же горькую брань учинять гордость не позволяла. Отцу-матери жалиться было совестно. Не выдержала страстная душа княжны половецкой, сыскала она знахарку, яду у неё выпросила, нашла и верных таинников, готовых княгине послужить. Те расторопно свели с помощью оказии знакомство с разлучницей, в гости напросились да яду ей и подложили. Умирала зазноба в страшных муках, а перед самой смертью прислала к княгине свою сестру испросить у неё прощение. Догадалась бесовка, от кого страшную месть приняла, да не дала ей ханская дочь такой милости, так и умерла та в муках, и до сих пор где-нибудь её душа мается.

В юности этот материнский рассказ произвёл великое потрясение на Феодосию. Она на всю жизнь зареклась чужих мужей высматривать, но сейчас, вспомнив эту быль, задумалась о другом: может быть, и ей самой стоит постоять за свою честь, не уподобляться крикливым жёнам, каковые воплями да громкими ссорами стараются заиметь власть над своими мужьями?.. Вряд ли Ярослав отважится привезти царевну вместе с дружиной, перед всеми хвалиться своим «подарком». Скорее всего, если и привезёт в Переяславль, то тайно, так, чтобы никто не узнал...