Владислав Романов - Смерть во спасение

Накануне отъезда дружины в Новгород прибыл венгерский монах Юлиан, поведал о бедствиях, каковые постигли его королевство из-за нашествия Батыя. Он рассказал, как погибший великий князь Георгий Всеволодович через него просил венгерского монарха Белу о помощи, но тот отказался, и теперь пожинает плоды своего легкомысленного отказа: страна в руинах, сожжена, народ истреблён, угнан в рабство. Сам король, чьё войско сокрушено, вынужден бежать. Узнав, что Александр отправляется сражаться с ливонцами, Юлиан покачал головой:

— С этими не страшно, но с монголами лучше заключить мир. Они вас всё равно в покое не оставят. Всех богатств не накопишь, посему лучше жить в бедности, но в мире.

— Мы и с монголами разберёмся, дайте только срок! — грозно ответил новгородский князь.

Он без труда взял Копорье, крепость, которую самовольно установили ливонцы на новгородской земле. Дружины подошли вечером к крепости, и Александр приказал нарубить массу факелов, чтобы каждый мог взять в обе руки и разом их поджечь. Во тьме всадников было не видно, но по огням получалось так, что рать мгновенно выросла в два раза. Александр не мешкая послал двух воевод, дабы те объявили его условия: немедленная сдача, открыть ворота, сложить возле них всё оружие, построиться всей хоругви, иначе крепость подожгут и никому пощады не будет.

Через час немцы ответили, что сдаются. Лишь немногих князь отправил в Новгород, приказав использовать на земляных работах. Остальных же отпустил, повелев идти к своему великому магистру фон Фельфену да сказать ему, что больше его лживым словам о мире никто не поверит и всякого крестоносца, с мечом зашедшего на русские земли, ждёт смерть.

— Да всё в точности передайте! — наказывал князь рыцарям.

— Ты как будто дразнишь его, на битву выманиваешь, — промолвил Андрей, находившийся рядом.

— Правильно подметил, — согласился старший Ярославич. — Не будет у нас с ними мира, а значит, и тянуть не стрит да ждать, пока они сил накопят.

Сам же он двинулся на Псков, который также обманом был захвачен ливонцами.

— А тебе не след было гоняться за разбойниками, — поучал он Андрея. — Надо устранять причину, а не следствия, как учили древние греки.

— Где ты греческих премудростей набрался? — усмехнулся Андрей.

— В детстве со мной и покойным братом Феодором занимался отец Геннадий и ещё двое монахов, родом из Византии. Он знал наизусть почти всех древнегреческих философов. Сократ, Платон, Аристотель ведали про всё, о чём мы даже не догадываемся. Мы с тобой не на голой земле родились. До нас люди и державы существовали, а некоторые и продолжают процветать, и много диковин там. Есть города, где на улицах только каменные высокие терема да башни до неба выстроены, а вода по трубам прямо в дом подаётся, где есть библиотеки и университеты, и в них люди собираются для того, чтобы познать кладезь мировой мудрости...

Александр, рассуждая вслух, не спеша ехал рядом с Андреем. Стоял уже март, солнце пригревало хоть и жарче, но ещё не настолько, чтобы растопить укатанный зимний наст. Они ехали уже больше двух часов, а по обеим сторонам дороги тянулись густые леса, овраги, перелески, и лишь после третьего часа мелькнуло утлое сельцо: пять-шесть глухих изб, каждая с одним окном, затянутым бычьим пузырём. Поначалу поселение казалось вымершим, даже собаки не отбрёхивались, но как только сельский люд узнал по хоругвям и значкам своих, русских ратников, тотчас все разинув рты высыпали поприветствовать, посмотреть на большую княжескую дружину. Бабы завыли в голос, мужики в рваных зипунах, крестясь, падали на колени, сдёргивали облезлые треухи и кланялись вместе с бабами в пояс, пригибая головы и детям.

— Уже напуганы людишки разбоями, — хмурясь, проговорил Александр и снял на мгновение шлем: жарко, запотела голова. — Видно, всласть поколобродили тут крестобрюхие. Живи мы все в мире, отправился бы я в Грецию, Византию, познал бы языки да те летописи и учёные труды, какие философы да иноземные мудрецы сочинили. А так — какая у нас жизнь? С малолетства сунут в седло да учись держать меч в руках. И воюешь, пока голову в честном бою не сложишь. Неправильно это.

— А как правильно? — спросил Андрей.

— А правильно, когда люди промеж себя в добре и мире живут. Разве не о том нам Христос заповедовал? Что ж мы друг друга-то истребляем?

— Так не ходи на Псков. Запрись у себя в Новгороде и живи в мире, — поддел его Андрей.

— Э, брат, сие другое! Когда ворог в наши дома забрался, то защищать свой народ — дело святое, тут никуда не денешься, — возразил Александр.

Новгородцы расположились лагерем в двадцати вёрстах от Пскова. В Переяславле за князем, как собачонка, бегал пятнадцатилетний Яша Гундарь, воеводский сын. Приезжавший воевода упросил Александра взять сына к себе в гридь, и тот выполнил просьбу. Взял он его с собой и в поход.

Последыш богатыря-воеводы оказался низкорослым, щупловатым, с рыжими, почти огненными волосами и чистым, белым, как молоко, ликом. Отец же был могуч, чёрен волосом и смугл кожей. Гундарь даже приревновал да побил жёнку, подозревая, что та прижила мальца не с ним, а с рыжим звонарём Антипом, жившим рядом, но воеводша божилась, уверяя, что за все годы ни на кого из мужиков не взглянула. Гундарь хоть и успокоился, но во Владимир последыша не взял, и Яшка от горя кинулся в колодец головой, но, увидев там длинную большую змею, выскочил как ошпаренный. Александр, узнав все эти подробности, проникся жалостью к мальцу и разрешал бегать за собой. После Ратмира в личные порученцы князь никого не брал, и теперь Яков занял его место.

— В Пскове найдёшь монаха Мефодия и передашь, что мы подошли. Он знает, кого найти и оповестить, да что передадут тебе на словах, запомни твёрдо и мне доложишь. Ступай, мы будем ждать, — князь перекрестил Гундаря. — С Богом!

Он здраво рассудил, что тратить силы на осаду хорошо укреплённой крепости да уничтожать своих же людишек, которых принудили ливонцы, глупо, а значит, надо войти в город обманным путём. А передать тайную весточку смышлёный гундаревский отпрыск сможет лучше других. И Яков обстряпал всё споро и ловко. Вернувшись в лагерь, он доложил: этой ночью сторонники Александра отворят для него большие ворота.

— Молодец! — похвалил юного таинника князь. — С боевым крещением тебя.

— Служу тебе, княже, и новгородской матери Софии, — бодро ответил он, и воеводы радостно зацокали языками: месяца ещё не прошло с начала похода, а юнец уже пообтёрся и воинского духа набрался.

Ночью, стараясь не шуметь, новгородские ратники вошли в город. И всё же без боя взять его не удалось. Ливонцы заметили опасность, подняли по тревоге свою хоругвь и завязали жаркую схватку, но многие, будучи без доспехов и не умея воевать в пешем строю, осилить новгородцев не смогли. Семьдесят крепких рыцарей полегло за несколько часов, и лишь тогда ливонцы выбросили белое полотнище, прося пощады.