Дмитрий Пахомов - Первый художник: Повесть из времен каменного века [В дали времен. Том V]

С первых же штрихов дело пошло на лад. Уже несколько черточек определили главные очертания. Мелочи, которые раньше ускользали из памяти, представлялись теперь художнику ясными и вполне доступными. Дрожа от внутреннего волнения, Кремень с увлечением проводил царапину за царапиной, и изображение мамонта стало вырисовываться ясно и отчетливо на светлой буковой коре. В рисунке было все, что нужно: массивное туловище, треугольная голова с длинным хоботом, клыки, загнутые вверх. Только ноги, частью скрытые в траве, не вполне удавались Кремню; но он, увлеченный достигнутым успехом, не заботился об этом, надеясь наверстать недосмотренное в будущем.

Между тем животному, видимо, надоело стоять на одном месте, и оно двинулось дальше. Кремень слез с своего дерева и стал по-прежнему осторожно ползти вслед за мамонтом. Он внимательно изучал походку зверя, наблюдал, как сгибались ноги, как подымались уши, хобот и хвост, как вытягивалось неуклюжее тело, когда мамонт старался дотянуться до какой-нибудь особенно лакомой для него ветки. При остановках животного Кремень немедленно начинал зарисовывать его, на чем попало: на коре, на песке, на коже своего плаща. Если животное было видно только частью, он рисовал эту видимую часть.

Было далеко за полдень, когда Кремень наконец немного утомился и решил отдохнуть. Он лег на свежую траву и с наслаждением вытянулся, щуря глаза на мелкие просветы солнца, едва пробивавшегося сквозь густую листву. До него глухо доносились тяжелые шаги животного, бродившего в сотне шагов от него. Вдруг его поразил сильный шум; земля точно вздрогнула, затрещали сучья, как от урагана и, через мгновение, гигантская фигура мамонта промелькнула мимо Кремня, чуть не сбив его с ног. Животное было испугано: хобот поднят вверх, широкие уши отчаянно трепались по сторонам головы, и густая шерсть стояла дыбом.

«Беда! — мелькнуло в голове Кремня. — Его испугали люди… Где они? Быть может, это Олений Рог? А вдруг это враги, чужое племя, о котором говорил Клык?»

Кремень притаился в кустах, напряженно всматриваясь в отверстия между ветвями и напрягая слух, чтобы уловить подозрительные звуки. Через несколько мгновений он услышал быстрые шаги, по-видимому, двух человек, которые действительно выскочили из лесной чащи.

Они быстро и громко кричали, размахивая грубыми топорами; но Кремень не мог понять странных горловых звуков, которыми оживленно обменивались незнакомцы. Это были приземистые люди с темной кожей, почти голые и с темными волосами, падавшими длинными прядями на их широкие плечи. Лица были широки, некрасивы, а глаза горели злобой.

Оба дикаря остановились, очевидно, раздумывая, стоит ли гнаться за мамонтом, и вдруг оцепенели от ужаса: они увидели на коре ближайшего дерева отчетливый рисунок головы мамонта, сделанный только что перед их приходом Кремнем.

На лицах дикарей отразились одновременно ужас и любопытство. Что это? откуда? правда ли это?.. Осторожно, вздрагивая, но не имея сил отвести глаза в сторону, точно очарованные сверхъестественным явлением, дикари, затаив дыхание, все приближались к дереву с рисунком, и чем ближе, тем яснее перед ними вырисовывалась характерная голова с клыками, а пятна солнца, скользившие по стволу, точно оживляли эту страшную голову, и она точно шевелила своим хоботом…

Вдруг один из дикарей не выдержал: нечеловеческий вопль вырвался из его груди, и он шарахнулся в сторону. Вслед за ним бросился другой, и через несколько мгновений вопли панического ужаса и топот ног замолкли вдали.

Настала опять тишина.

«Спасен!» — радостно подумал Кремень и, подняв на мгновение руки к солнцу, благодаря Великого Духа за спасение, бросился в противоположную сторону, прихватив с собой один из брошенных дикарями топоров. Топор, или, вернее, палица, был самой грубой работы и представлял из себя грубую рукоятку, расщепленную с одного конца. В эту щель был вставлен даже не кремень, а простой плоский речной булыжник, привязанный кое-как ремнем. Это было жалкое оружие, показывавшее, что владельцы его совершенные дикари, не умевшие делать такого прочного и красивого оружия, какое делали Кремень и его племя.

Не теряя времени, Кремень быстро бежал к реке, к месту, где он с Оленьим Рогом оставили челнок. По дороге он остановился только на минуту, чтобы снять с бука часть коры, где была изображена вся фигура мамонта. На остальные же рисунки Кремень махнул рукой — опасно было долго задерживаться, — первый же рисунок ему жаль было бросать, и он захватил его с собой.

Он спешил.

Вот, наконец, сквозь деревья блеснула река. Кругом было все тихо и спокойно. Кремень тихо свистнул, подражая суслику, но Олений Рог не откликнулся.

Осторожно, ползя между кустами, Кремень подполз к скале, где они с товарищем ночевали, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь разыгралась кровавая драма.

На земле виднелось множество следов, а на камнях пятна крови. В одном месте валялся клок черных волос, и Кремень с тоской должен был признать, что это волосы Оленьего Рога. У него сжалось сердце, и крик мести вырвался из груди. Не боясь, он вышел на открытое место и стал осматривать подробности: вот тут враги набросились на товарища, здесь, видимо, он отбивался своим топором, отбивался, вероятно, отчаянно, потому что кругом много кровавых пятен, и здесь же, по-видимому, его осилили, так как его расколотый топор валялся около обрыва. На него напало, судя по следам, человек пять-шесть. Где же справиться с ними одному, хотя бы и сильному, ловкому человеку?

Несмотря на тщательные поиски, Кремень не мог найти трупа, а так как на самом берегу следов не было и, следовательно, тело не было брошено в воду, то оставалось одно предположение, что враги увели товарища в плен.

С тоской в сердце и страшной злобой в душе Кремень сел на камень и опустил голову. «Надо узнать, — думал он, — куда увели пленника и выручить его скорее. Но что же я сделаю один против целого племени? Дать знать своим? Пройдет слишком много времени, и его убьют или уведут куда-нибудь дальше…»

Стряхнув наконец тоску, Кремень энергично поднялся и двинулся по следам. След нескольких человек был ясный и широкий. В одном месте Кремень подобрал острую кость, которою Олений Рог обыкновенно вырезал узоры на горшках под его руководством, и это окончательно убедило его, что товарищ уведен в плен.

Долго шел Кремень, не думая в раздражении даже скрываться, но скоро ему стали попадаться другие многочисленные следы: очевидно, он приближался к становищу врагов. Умерив шаги, он, наконец, вышел на открытое место, где многочисленные следы шли почти в одном направлении, к тому месту, где за небольшой рощей сверкала река.