Дмитрий Пахомов - Первый художник: Повесть из времен каменного века [В дали времен. Том V]

Наконец вспыхнул огонек, вспыхнули щепки и поленья, и синий дымок потянулся в щели пещеры.

Лагерь пришел в смятение: дым, показавшийся из пещеры, был непонятен дикарям, и они с ужасом смотрели на его клубы, расплывавшиеся в воздухе.

Вдруг раздался треск, подпорки рухнули, и камень, закрывавший пещеру, под напором четырех человек повернулся и с гулом покатился вниз. Среди клубов дыма появился Кремень и его спутники, страшные, пестрые, в развевающихся шкурах, с горящими головнями в руках. Изображения мамонтов, точно живые, обрисовывались на их мускулистых телах при полном солнечном свете.

— Го-о! — как труба, грянул боевую песнь своего племени Кремень, и его звучный голос отдался в скалах на другом берегу.

Результат получился самый решительный: ошалевшие от неожиданности дикари, объятые ужасом перед непонятным явлением, бросились врассыпную кто куда, побросав оружие, утварь и шкуры. Через несколько мгновений на месте оживленного лагеря не было ни души, и пленники были свободны.

Кремень быстро двинулся по направлению к родной пещере, так что путники едва поспевали за ним. Конечно, было бы благоразумнее переправиться на другой берег, но Кремень хотел сохранить насколько возможно долее настоящий вид, чтобы в случае встречи с новой партией врагов не иметь новых неприятностей. При переправе же краски от воды могут слезть и все труды пропасть даром. Он оказался прав: несколько человек, встретившихся на их пути, бежали в таком же страхе, в каком бежало все племя.

Перемены в племени. — Стремления к красоте. — Тоска старого вождя. — Кремень и Заря. — Благословение старого вождя.

Кремень был очень доволен. С каждым днем он все сильнее убеждался в том, какая сила и значение заключались в его умении изображать разные предметы. По его примеру и под его руководством многие из его соплеменников тоже начали украшать оружие и свою утварь рисунками. Многие приходили к Кремню с просьбой показать, как делать тот или другой узор, многие сами старались изобразить что-нибудь по своему, и, хотя не всегда из этого выходило что-нибудь толковое, однако и неудачные попытки радовали наивных дикарей.

Раньше шкуры сшивались кое-как, лишь бы было крепко, а теперь дикари перестали этим довольствоваться и стремились сшивать шкуры аккуратно и главное — красиво, делая правильные стежки на равных расстояниях друг от друга; иногда стежки перекрещивались, и таким образом получался красивый узор.

Сердце Кремня радовалось, когда он видел, что его племя увлекается работой, которая для молодого художника была главным делом в жизни; он видел, что эта работа не только увлекала всех, но действовала на людей умиротворяюще.

И в самом деле: раньше, ведя совершенно дикую жизнь, его соплеменники, при обилии дичи, имели много свободного времени, которое не знали, куда девать, и от скуки заводили ссоры и брань, доходившие часто до драк, нередко кончавшихся убийством. Насколько было возможно, Клык поддерживал порядок, но ему это не всегда удавалось, особенно зимой, когда все племя, скучившись в тесных пещерах, скучало и не знало, к чему приложить свои силы. При таких условиях достаточно было малейшего повода, чтобы началась ссора из-за каких-нибудь пустяков.

Вот в этом-то искусство Кремня и оказало громадную помощь, и Клык очень ценил влияние своего юного приятеля, внесшего мир в беспокойную толпу пещерных жителей. Искусство Кремня объединило всех, дало им общие интересы, которых не было раньше, и соединило всех в общей работе. Какой-нибудь удачный рисунок, красивый камень и тому подобное заставляли дикарей говорить о них по целым дням. Воины, не обращавшие раньше никакого внимания на окружавшее их, стали под влиянием Кремня многим интересоваться. Раньше была одна только забота: побольше набить дичи, наесться и завалиться спать; теперь же у каждого явилось желание выделиться чем-нибудь, покрасоваться и похвастаться перед соплеменниками украшенным топором, ожерельем, красиво сшитым плащом, необыкновенной прической с воткнутыми в нее пестрыми перьями и т. п., и ради этого каждый напрягал все усилия и пускал в дело все свои знания. Вместо прежних ссор воины по целым дням сидели над тем или другим предметом домашнего обихода, старательно выцарапывая узоры и заглядывая на работы товарищей, чтобы заимствовать более или менее удачную выдумку.

Воины, знавшие раньше только волнения охоты, битвы, испытывавшие лишь телесные потребности, прониклись чем-то новым, каким-то глубоким, непонятным чувством, волновавшим дикие и наивные сердца. Глаза начали замечать красоту природы, и равнодушие или страх перед разными явлениями сменились тихим волнением, таким захватывающим, что иной воин, всецело отдавшись мечтам, забывал об охоте, войне и других, бывших раньше важными для него вещах.

Племя за несколько последних лет сильно изменилось: новые чувства, загоревшиеся в сердцах дикарей, сплотили их в более тесную семью, подняли их над прежним низким уровнем и пробудили чувства любви, милосердия и добра, раньше смутно бродившие в их темных душах. Умы развивались, души начинали стремиться к чему-то более возвышенному и чаше и чаше обращались к неведомому, всемогущему Великому Духу, воля которого видимо проникала все окружающее.

— Все это, все, что кругом нас, — говорил часто Кремень, — создано Великим Духом. Он дал нам жизнь, он же и берет ее от нас, когда ему нужны слуги; он вырастил леса, заставил течь реки и нагнал стада быков, оленей, мамонтов и стаи птиц; он сделал человека умнее всех, и, если мы умеем охотиться, умеем устраивать себе дома, делать одежду, горшки, оружие, украшать свои вещи узорами, то за все это должны благодарить Великого Духа, зажигать в его честь костры и, главное, жить дружно, без ссор и брани, должны помогать друг другу, потому что иначе мы все погибнем. Великий Дух дал нам ум и сердце, дал нам возможность изображать предметы, которые находятся около нас, дал нам слова, которыми мы объясняемся друг с другом.

Простые и правдивые слова Кремня западали в души суровых воинов, и они начали смотреть на мир более широко; во всем они стали видеть высшую волю и чувствовать, что эта воля связывает их теснее и крепче.

Прежде воины не обращали никакого внимания на то, где им приходилось жить, и часто по целым неделям пропадали на охоте, ночуя то в лесах, то в пещерах, довольствуясь всяким помещением и возвращаясь в главную пещеру только ради безопасности; теперь же они сильно изменились: ночевали в других пещерах только в крайности и стремились поскорее домой, где их ждали большие удобства. Воину уже недостаточно стало иметь только кров от дождя, — сердце его стремилось к родному уголку, украшенному заботливыми руками его жены и его самого; у него уже явилась потребность видеть вокруг себя исправное хозяйство, украшенную посуду, приласкать своих чумазых и быстроглазых ребятишек и мирно побеседовать о том, о сем с приятелями и соседями и заняться какой-нибудь мирной работой у семейного огонька. Под влиянием всего этого дикий воин и охотник понемногу обращался в домовитого, покойного и мирного семьянина, которому чаще хотелось смеяться, петь, плясать, смотреть на работы соседей, чем браниться и ссориться.