Дмитрий Пахомов - Первый художник: Повесть из времен каменного века [В дали времен. Том V]

Передо мной, одна за другой, проходили картины из тьмы времен. Здесь, среди этих скал жили, трудились, чувствовали и думали люди, стоявшие, правда, на очень низкой ступени развития, но бесконечно высшие в сравнении даже с самыми умными животными. У них было умение добывать огонь, они умели объясняться друг с другом несложной, но понятной речью, у них были зачатки гражданственности, общественного самосознания, у них были задатки творчества во всех областях его проявления и, как результат его, зачатки первобытного, несложного искусства. Их наивные попытки придавать звукам ритм, украшать себя раковинами, костяшками и камнями, выцарапывать на рукоятках топоров простые орнаменты, украшения и рисунки явились той основой, на которой в наше время так пышно расцвели музыка, скульптура, живопись и другие искусства.

Мне чудились эти толпы первобытных людей, и я точно въявь видел огонь потухавшего костра в пещере, где жила и страдала группа первобытных людей, и мечты унесли меня далеко-далеко от действительности в седую старину.

На новые места. — Огонь потух. — Ураган. — Пещерный медведь. — Смерть вождя. — Добывание огня. — Кремень находит покровителя.

— Холодно! холодно! огня нет, нет огня! потух! — раздавались то яростные, то отчаянно жалобные крики среди группы людей, сбившихся в тесную кучу под навесом скалы, почти не защищавшей их от страшного ливня и бури, ревевшей вокруг.

Тучи, как безумные, проносились низко над головами промокших и продрогших путников, застигнутых ураганом в таком неприветливом и угрюмом месте. Кругом скалы и головокружительные обрывы, спускавшиеся почти отвесно в волны широкой, мутной и вздувшейся от дождей реки. Даль была закрыта туманной дождливой пеленой, и предводитель этой кучки людей тщетно старался проникнуть своими орлиными взорами через непроницаемую завесу дождя. В редкие минуты сравнительного затишья можно было рассмотреть часть реки, где она делала поворот; но и там скалы были такие же угрюмые и на них не видно было ни клочка растительности.

— Нет пещеры! — со злобой крикнул предводитель и яростно потряс в воздухе массивной палицей. Вся кучка несчастных дикарей отозвалась на этот вопль, и несколько мгновений воздух дрожал от криков, рева и воя, ничем не отличавшихся от звериных, но потом сразу все замолкли и, дрожа от холода и голода, впали в полное равнодушие и только изредка сверкали глазами и щелкали зубами, глядя на древнего, седого старика в оборванной шкуре какого-то животного.

Старик, понурившись, молча сидел, прислонившись к большому камню. Судорожно сжатые руки удерживали на коленях небольшой глиняный горшок с потухшими углями, глаза его были закрыты, и если бы не судорожная дрожь, охватывавшая иногда старика, то можно было подумать, что он умер. Но он не умер, он только избегал встречаться с глазами своих соплеменников и не хотел отвечать на их злобные крики. Он чувствовал, что его спутники злы на него за то, что он не сумел поддержать огня в горшке. Но что же он мог сделать? Он поддерживал огонь, несмотря на дождь, до тех пор, пока не вышел запас сухих веток, завернутых в шкуру; он бережно закрывал горшок куском кожи, но ветер вырвал этот кусок из его усталых рук, и дождь в одно мгновение потушил драгоценную искорку, тлевшую на дне.

Казалось, с этой искрой отлетела вся энергия, поддерживавшая раньше измученных путешественников, уже давно бродивших по берегам реки в надежде найти удобную для поселения пещеру. Несчастным дикарям казалось, что они никогда больше не увидят весело пылающего костра, что огонь оставил их навсегда. Правда, они знали, что старик умел, при помощи какой-то палки, добывать огонь, но они не понимали, как это делается, и невольные сомнения закрадывались в их сердца.

— Огонь, дай огонь, — иногда обращались они к старику; но он только отрицательно качал головой.

— Огонь ушел, огня нет! Будет пещера, огонь придет! — тихо бормотал старик, стуча от холода зубами; он знал, что искру можно добыть только в сухом месте и добывать ее из сырых веток на дожде нельзя.

Один из обезумевших людей не выдержал и в ярости бросился на старика с каменным топором; но вождь, чутко прислушивавшийся к озлобленным крикам своих соплеменников, быстрее молнии бросился на нападавшего и одним ударом палицы размозжил ему голову.

Без стона свалился несчастный на землю, а вождь сорвал с него плащ, вырвал из мертвой руки топор, а тело швырнул вниз с обрыва, и оно глухо булькнуло, упав в грязные волны реки. Наступило молчание, и слышалось только чье-то рыдание, должно быть, жены убитого.

— Не трогать носящего огонь! — грозно обратился вождь к смущенной толпе. — Убью! Не будет старого, не будет огня, — будет смерть всем! — и он, отвернувшись, снова стал вглядываться в даль, в надежде открыть где-нибудь хоть немного лучший приют от непогоды, бушевавшей с прежней силой.

Наконец как будто настала передышка, дождь перестал, и сквозь тучи даже проглянуло солнце. Вымокшая и продрогшая толпа облегченно вздохнула, восторженно приветствуя солнце.

— Пещера! пещера! — радостно воскликнул вождь, указывая на освещенную солнцем скалу, в которой виднелись небольшие отверстия, и восторженные вопли огласили воздух. Все с надеждой смотрели на эти черные точки в скале и быстро вскочили с места.

Впереди всех, быстрыми и уверенными шагами, пошел вождь. Его смуглое, голое тело, едва прикрытое волчьей шкурой, блестело на солнце каплями воды, стекавшей с длинных мокрых волос. Положив свою тяжелую, дубовую, с большим кремнем на конце палицу на плечо, он зорко высматривал удобную дорогу по крутому и обрывистому берегу, по которому весело прыгали бесчисленные ручьи и каскады желтой воды, размывавшей глинистый обрыв. За вождем двигались самые сильные и лучше вооруженные мужчины; за ними шел старик, а далее, нестройной толпой, двигались женщины, неся маленьких детей за плечами и ведя за руку детей постарше. Шествие замыкалось подростками и мужчинами, все вооружение которых представляли толстые заостренные палки.

Размытый дождями косогор представлял тяжелую дорогу: ноги скользили, и в подошвы впивались острые камни и ребра окаменелых раковин; но надежда найти скорый приют окрыляла толпу, и она бодро подвигалась вперед, преодолевая препятствия, перелезая через валуны и переходя через бурливые ручьи.

Пещеры казались уже довольно близкими, но солнце снова померкло. Из-за горы, откуда целый день ползли стада туч, вновь показалась темная масса, но она двигалась медленно, торжественно и грозно. Это было точно какое-то чудовище, зверь, вылезший из бездны и сверкавший тысячами молний. Захватывая небо во всю ширину, он ревел громовыми голосами и полз низко, так низко, что рваные клочья, как гигантские фантастические щупальцы, цеплялись и присасывались к вершинам скал; а главное туловище, иссиня-черное, горевшее только по краям под лучами скрывающегося за ним солнца зловещими желтыми переливами, надвигалось на оцепеневшую от страха толпу. Но вот потухли желтые переливы, солнце скрылось совершенно, и сразу все потемнело…

Читать дальше