Дмитрий Пахомов - Первый художник: Повесть из времен каменного века [В дали времен. Том V]

— Кто ты? — спросил пленника Клык.

Дикарь повел глазами, но ничего не ответил.

— Откуда ты? Где твое племя? Зачем ты был так близко от нашего жилища? — задавал вопросы Клык, но пленник, вперив вдаль, по-видимому, равнодушный взгляд, точно не слышал его.

— Пленник! — грозно сказал Клык. — Ты умрешь, если не ответишь мне!

То же молчание и равнодушие.

— Смерть ему! Смерть врагу! — закричала толпа, простирая руки к связанному и потрясая оружием.

При этих криках, смысл которых был, конечно, понятен всякому, пленник окинул толпу злобным взглядом, рванулся изо всех сил, черты его лица исказились от ярости и боли, но сейчас же успокоился, так как увидел, что попытки порвать ремни совершенно бесполезны.

— Воины! — обратился Клык к окружающим, — пленник не хочет говорить или, вернее, не понимает нас, так как он чужого племени. Пленник ранил Филина и потому Филину и принадлежит. Если Филин умрет, то и пленник последует за ним; если же Филин будет жив, то может делать с пленником, что захочет: сделает ли он его своим рабом или убьет, — это его дело, — голова за голову, сердце за сердце, — так установили еще наши отцы и деды.

— Так, так, Клык! — послышались отовсюду голоса.

— Ну так отведите пленного обратно и стерегите его, пока Филин не поправится или не умрет.

Воины опять взяли пленника, чтобы тащить его в пещеру, но в эту минуту сверху раздался голос:

— Филин жив, Филину нужна месть, нужна смерть врага!

В отверстии пещеры стоял очнувшийся Филин, придерживаясь одной рукой за стену, а другой за раненую голову, облепленную запекшеюся кровью. Вид его был страшен, и злобные глаза пылали жаждой кровавой мести; если бы он был в силах, он бросился бы на врага и убил бы его немедленно.

— Ты требуешь его смерти? — спросил Клык.

— Да! — отвечал Филин.

— Не хочешь сделать из него раба?

— Мне раб не нужен, мне нужна месть.

— Когда ты хочешь убить его?

— Сейчас.

— Как ты казнишь его?

— Голова за голову, сердце за сердце, — я хочу разбить ему череп и вырвать сердце.

— Да будет по твоему желанию! — сказал Клык и подал знак приготовить все к казни.

Пленника отвели на край площадки, чтобы после казни удобно было сбросить тело в реку; один из воинов принес тяжелую палицу и длинный нож, чтобы Филин мог буквально исполнить свое желание.

Кремень с неудовольствием смотрел на приготовления к казни. Он не любил крови и был мирного нрава, но, конечно, он и не подумал заступиться за пленника: идти против установившихся обычаев племени было нельзя, а Кремень, несмотря на свое влияние среди своих соплеменников, не решился бы идти против Клыка, который не выносил противоречий. Между тем, он давно уже стал замечать, что к старости Клык становился все непреклоннее и свирепее. Прежде бывали случаи, что Клык отпускал пленников и даже с подарками, чтобы завязать мирные сношения с тем или другим племенем, но в последнее время он чаще прибегать к казням, и за этот год раза три уже камень около обрыва обагрялся человеческой кровью. Кремень пробовал иногда говорить Клыку о бесполезности этих убийств, но вождь резко обрывал его и не позволял возражать.

На этот раз, впрочем, за Клыка были все обычаи племени: пленник сильно ранил воина, и в силу этого власть над жизнью пленного переходила к оскорбленному.

Воины, сторожившие чужестранца, заставили его стать на колени, что тот беспрекословно исполнил, так как видел, что спасения ему не было; только из его груди вырвался хриплый звук; было ли то прощание с жизнью или крик злобы, бессильного отчаяния или мольбы, — никто не знал, да и не интересовался знать: пленник должен умереть, и он умрет назначенной ему смертью от руки Филина.

Филин с трудом спустился на площадку, подошел к стоявшему на коленях, взял в руки тяжелую палицу и с проклятием поднял над головой пленного; на мгновение палица повисла в воздухе, затем дрогнула, и сухой звук удара дубины по черепу раздался на площадке.

Но Филин ослабел, и удар оказался слабым; крепкая голова выдержала удар и осталась цела, но пленник все-таки упал ничком и зарычал от бешенства и боли; два воина снова подняли несчастного и придерживали его за плечи, чтобы он вторично не упал.

Филин, раздосадованный неудачей, собрал все свои силы и снова взмахнул палицей, но не успел еще опустить ее, как резкий, отчаянный крик пронесся на площадке, и какая-то женская фигура пронеслась мимо ошеломленных зрителей, оттолкнула Филина так, что он отлетел на пять шагов и без чувств покатился на траву, и с криком: «Брат! брат!» охватила пленника руками.

— Заря! — в ужасе воскликнул Кремень, узнав свою жену.

— Прочь женщину! — загремел Клык, взбешенный тем, что женщина вмешалась не в свое дело, — сбросить ее в реку!

Но в ту же минуту Кремень одним прыжком очутился между Зарей и воинами, хотевшими исполнить приказ вождя.

— Стойте, или я вас перебью! — крикнул он, размахивая топором, — Олений Рог, друзья! На помощь!

Человек пятнадцать товарищей Кремня, давно недовольных деспотизмом Клыка, бросились на помощь и окружили кольцом своего любимого товарища, грозно размахивая оружием. Клык сделал было знак напасть на горсть храбрецов, но большинство его приверженцев остановилось в нерешительности, потому что не уяснили себе, что такое произошло.

Между тем, Кремень наскоро обратился к Заре, которая по-прежнему судорожно обнимала пленника.

— Заря, что ты сделала! Как ты осмелилась вмешаться?

— О, Кремень, — взволнованно ответила она, — ведь это мой брат, брат… Он, должно быть, искал меня и отца и потому попал в руки твоего племени… Кремень, спаси его, спаси, и я выдержу какое угодно наказание… я умру, если надо, только спаси его! — и она с рыданием обхватила колени Кремня.

— Хорошо, — сказал Кремень, — я сделаю все, что можно, и спасу твоего брата.

Между тем, Клык, взбешенный всем происшедшим, уговаривал ближайших воинов броситься на возмутившихся и перебить их до последнего.

— Клык! — раздался вдруг звучный голос Кремня. — Выслушай! За что ты хочешь напасть на нас? Что мы тебе сделали?

— Ты защищаешь женщину, — яростно произнес Клык, — которую я велел убить.

— Эта женщина — моя жена. И что она сделала? За такие проступки разве казнят? За это мы бьем женщин, но не убиваем, и Заря будет наказана. Разве ты казнил свою жену за то, что она во время казни, бывшей весной, освободила и дала бежать пленнику?..

— То был подросток…

— Подросток, но все же пленник, и он был приговорен тобой так же к смерти, и жена твоя вмешалась не в женское дело, — отчего же ты не велел сбросить ее с обрыва?

Клык почувствовал справедливость слов Кремня, но это только усилило в нем ярость.

— Твоя жена убила Филина! — попробовал увернуться Клык.