Виталий Гладкий - Маркитант Его Величества

Все путники ночевали в одной комнате — первой. Мебель на постоялых дворах отличалась примитивностью и малым количеством: несколько грубых столов и скамей, две-три полки, иногда неподъёмный сундук для хранения разной утвари и шкаф для посуды, в основном оловянной. Такая обстановка происходила не столько от бедности, сколько по причине буйного нрава постояльцев. Главное требование к мебели было установлено с давних пор — невозможность использовать её в драках. Ведь за проломленные головы и прочие увечья в своём заведении отвечал хозяин постоялого двора. Поэтому столы и скамьи делали очень массивными (или разборными) и чаще всего крепили к полу.

В тавернах к печи или камину старались усадить самого почётного гостя. Вмещали постоялые дворы в среднем двадцать человек. Так что рейтарам, свободным от ночной стражи, приходилось ночевать вместе с возницами — на улице. Люди спали на скамьях, либо на матрасах или тюфяках, набитых соломой. Нередко постояльцы приносили солому с собой, чтобы заменить набивку матраса, так как в старой стадами бродили вши и прочие зловредные насекомые.

Многие хозяева постоялых дворов хорошо знали щедрого голландского купца Корнелиуса ван дер Гатена, поэтому согласно древней традиции уступали ему свою спальню; естественно, за дополнительную плату. Это был и хороший способ заработать, и возможность обеспечить максимальную безопасность богатому постояльцу с его мошной. Алексашка завидовал ван дер Гатену — голландскому купцу иногда выпадал приятный случай понежиться на просторной и мягкой кровати с балдахином (пологом над кроватью), который защищал его от комаров и прочих летающих и кровососущих насекомых.

При некоторых постоялых дворах имелись кузницы, чтобы ковать лошадей, и мастерские по ремонту повозок и карет Но это уже было чересчур; хозяин такого постоялого двора считался едва не нуворишем. Ведь дворяне редко останавливались в его халупе, а государевы люди вообще не платили за услуги. Только купцы и выручали, а с остальных бедолаг какой прибыток? Особенно с паломников, которых часто приходилось кормить за свой счёт.

Иногда на пути обоза попадались богатые поместья и замки, которые для Алексашки были в диковинку. Он с восторгом рассматривал грозные стены и башни и думал, что такую махину приступом не возьмёшь. Однажды он поделился своими соображениями на сей счёт с Федерико, но тот снисходительно ухмыльнулся и ответил: «Можно взять любую крепость. Есть много способов...» На этом их разговор прервали, и больше к нему они не возвращались.

Поместья чаще всего представляли собой большой четырёхугольный двор с воротами на дорогу и другими воротами на гумно, в поле и на виноградники. Через двор (от одних ворот к другим) шла дорога, делившая поместье на две части: с одной стороны стоял дом хозяина или его главного управляющего, окружённый садом и огородами, а с другой стороны находились хижины работников, колодец с «журавлём», печь под навесом, которая постоянно дымилась (почему так, Ильин-младший понять не мог; наверное, владелец поместья всегда ждал гостей), птичник с загородками, просторные конюшни и хлева.

Алексашка смотрел окрест и дивился. Простой работный люд в Европе был какой-то мелкий, неухоженный. Даже поморы-рыбаки на тоне, особенно когда шёл нерест и работы было невпроворот, следили за своей внешностью: мылись в наскоро сооружённой баньке, подстригали бороды и волосы, ставили заплаты на прохудившуюся одежду. А здесь на полях и огородах трудились сплошь замарашки и оборванцы.

Пахали европейские крестьяне примитивным плугом, некоторые просто вскапывали землю лопатами и мотыгами, в отсутствие бороны вспаханную ниву разрыхляли суковатой колодой — волокли её по полю, колосья срезали серпами, похожими на обычные большие ножи, обмолачивали снопы даже не цепом, — обычными деревянными палками, а зерно веяли, подбрасывая его вверх широкой деревянной лопатой. Из живности преобладали овцы, козы и свиньи, лошадей и коров было мало; как объяснил Корнелиус ван дер Гатен, для крупного скота не хватало кормов.

Но все эти впечатления были просто картинкой, не имевшей никакого отношения к обозу. А он продвигался с большими трудами. Особенно худо было в горах. Они не поражали высотой, но чтобы взобраться на перевал, повозки приходилось толкать, помогая лошадям, хотя силушки благородным животным было не занимать. Это были тяжеловозы арденской породы — массивные, мускулистые, с крепкими ногами, на которых росли меховые «чулки». Голландский купец рассказал, что несколько веков назад на таких лошадях, только вышколенных по-особому, рыцари, возглавляемые Готфридом Бульонским, отправились в первый крестовый поход.

Лошади и впрямь были замечательными, и Алексашка на привалах старался угостить тех жеребцов, что тащили его фуры, сухариками. Ардены быстро привыкли к нему, и когда он проходил мимо них, приветствовали его тихим ржанием. Верховых лошадей и арденов с повозками Корнелиус ван дер Гатен нанял также, как и рейтар.

Но больше всего доставляли неприятностей шайки нищих попрошаек. Они налетали на обоз внезапно, демонстрировали свои увечья и страшные язвы и тащили всё, что плохо лежало. Доходило до того, что рейтары начинали стрелять; правда, в воздух. Нищие разлетались, как вспугнутая стая воронья, и начинали издали угрожать. А в том, что их угрозы не были пустым звуком, никто не сомневался. Сбившись в банды, нищие и калеки действовали как самые настоящие разбойники, только были они ещё более жестокими и кровожадными. Наверное, мстили состоятельным людям за свою незавидную судьбу.

Правда, иногда встречались и вполне приличные попрошайки — смирные, богобоязненные и державшие себя в рамках приличия. Они устраивали под аккомпанемент трещоток «хнычущий хор»:

— Одну денежку малую всем нам, сирым, убогим, слепеньким, хроменьким! Господа милосердного ради! Душевно молим! Подайте!

Корнеулис ван дер Гатен в таких случаях молча доставал кошелёк и раздавал милостыню. То же по его примеру делал и Алексашка. Для таких случаев, по совету бывалого голландца, он завёл себе другой кошелёк — с мелкими деньгами. А однажды в каком-то городишке на обоз навалилась толпа совсем уж непонятных людей, которые устроили целое представление, чтобы им подкинули немного деньжат. На нищих и увечных бедно одетые молодые люди, которые окружили обоз, совсем не походили. Они были веселы, явно на хорошем подпитии, а один из них, играя на лютне, запел песню: