Виталий Гладкий - Маркитант Его Величества

Он с тоской посмотрел на небо. Близился вечер, и небесную голубизну закрыл тревожный багрянец. Лес шумел настороженно, будто предупреждал о грядущих бедах.

Алексашка был поражён до глубины души. Пребывание в богатом Амстердаме, где почти все улицы были вымощены булыжником, укрепило его в мысли, что и европейские дороги куда лучше русских. Но как же он ошибался!

За исключением отдельных участков древних римских дорог, сохранившихся чудом и имевших каменное покрытие, остальные большей частью были грунтовыми. В наиболее топких местах их мостили фашинами, жердями или россыпью гравия, но, когда шёл дождь, они превращались в грязное месиво, достающее лошадям до паха. А уж когда дождь становился затяжным, дороги становились непроходимыми для пешеходов и всадников болотами.

Иногда приходилось объезжать грязевые бездны даже по возделанным полям, за что полагалась кроме дорожной пошлины, отдельная плата. Ширина главного шляха обычно не превышала трёх маховых саженей, а просёлочные дороги местами и вовсе переходили во вьючные тропы шириной чуть больше сажени.

На дорогах существовали своеобразные правила движения: порожняя повозка пропускала гружёную, всадник — повозку, пешеход — всадника, а проезд по узкому мосту завершал тот, кто первый на него въедет. Движение по дорогам было левосторонним; как объяснил гишпанец, это было вызвано тем, что в таком случае всаднику легче обнажить оружие.

Дороги, пересекавшие частные владения, считались собственностью тех, кому принадлежала земля. Приходилось платить немалую дорожную пошлину, и Алексашка с тревогой взвешивал в руках свой кошелёк — хватит ли ему денег до Вены? Иногда доходило до смешного: дорога была грунтовой но приходилось платить дорого :как за мощёную камнем.

Купец по имени Корнелиус ван дер Гатен, к которому примкнул Алексашка со своими фурами, когда повозки обоза вытаскивали из грязи, возмущённо спрашивал у дорожного смотрителя: «Милостивый сударь, вы истребовали с меня денег как за мощёную дорогу, поэтому осмелюсь вас спросить — где она?» На что ему невозмутимо отвечали: «Его Величество, наш государь, приказать дорогу вымостить, и теперь мы собираем на это деньги».

Народ по дорогам передвигался самый разный. Чаще всего обозу встречались бродяги и мелкие торговцы. Они возили свои товары в мешках на спинах ослов или мулов (лошади были редкостью, так как стоили дорого) и продавали местным жителям всякие мелочи: сладости, пряжки, верёвки, булавки, гребни, иголки, ленты, различные лекарственные снадобья (в основном совершенно бесполезные, а то и вредные) и прочие мелочи, необходимые в хозяйстве. Крестьяне везли на худых телегах (а то и просто на возках, впрягшись в них как лошади) оброк своим феодалам, другие сельские жители ехали на рынок в близлежащий город, и окрестности оглашал гусиный гогот или блеяние овец, приготовленных на продажу; опираясь на клюку, куда-то шли странствующие монахи, осенявшие всех встречных крестным знамением, мчались гонцы на добрых конях, иногда под охраной, проезжали небольшие отряды военных... А иногда попадались навстречу и аристократы.

Господа мужского пола путешествовали верхом, а знатные дамы — в крытых повозках, нередко украшенных шелками и бархатом. У всех дворян были запасные лошади, чтобы менять по дороге, и издали их выезд напоминал купеческий обоз, только ярко расцвеченный богатыми одеяниями. Корнелиус ван дер Гатен, не раз водивший свои обозы в Вену, брюзжал: «Им и император не указ! Все дороги разбиты в хлам табунами запасных лошадей. А ведь издан специальный закон, ограничивающий число верховых и вьючных лошадей, чтобы их чрезмерное количество не нанесло ущерба тем городам, куда заезжают путешествующие дворяне».

Корнелиус ван дер Гатен, его ближайший помощник, а также Алексашка и Федерико ехали верхом. Путешествие в повозке, которая душераздирающе скрипела всеми своими частями и спотыкалась на каждой колдобине, было ещё тем испытанием, от которого начинал болеть не только кобчик, но и рёбра. Поэтому Алексашка мысленно благодарил голландского купца, который по-отечески посоветовал ему обзавестись верховыми лошадьми.

Корнелиус ван дер Гатен вообще хорошо относился к русским и намеревался в ближайшее время завести торговые дела с архангельским купечеством. А когда он узнал, что Алексашка — сын известного купца-помора Ильина, то и вовсе проникся к нему дружественными чувствами. Голландец даже денег не взял за места в обозе, предоставленные фурам Алексашке, хотя ему нужно было оплатить услуги наёмной охраны — небольшого отряда отставных конных рейтар. Ильин-младший лишь оплачивал проездную пошлину.

Все рейтары покинули государеву службу и перебивались случайными заработками. Впрочем, без работы они не сидели, да и платили им щедро. Уж больно много из-за войн развелось разбойников, и купцам, прежде чувствовавшим себя на дорогах Европы весьма вольготно, теперь приходилось заботиться не только о сохранности товаров, но о своей жизни.

Рейтары — или «чёрные всадники», как их называли из-за мрачных воронёных кирас, — были выходцами из Южной Германии. Их арсенал включал несколько тяжёлых крупнокалиберных пистолетов (от трёх до пяти штук), длина которых достигала аршина. Меч у рейтар считался запасным оружием. Рейтары были конными стрелками, притом стреляли они прямо с коня. Об их меткости Алексашка судить не мог, да и общаться они ни с кем не желали, так и ехали по сторонам обоза безмолвные и чёрные, как грачи.

Алексашка к своему коню привык быстро, хотя верхом до этого ездил немного, ещё в детстве. А вот гишпанцу приходилось трудновато. Несмотря на удобное седло и покладистую лошадку, он так натирал к вечеру заднее место, что ходил враскорячку. Увы, спина лошади совсем не была похожа на просторную палубу галеона...

Иногда им удавалось заночевать не где-нибудь в лесу или среди холмов, а на постоялом дворе или даже в городской гостинице. Если они останавливались в городе, то Алексашка с гишпанцем спали в относительном комфорте. Но чаще всего на пути обоза попадались убогие ночлежки, прилепившиеся на опушке леса над какой-нибудь грязной речушкой. При солидных постоялых дворах имелась таверна, коновязи и колодец с корытами, из которых можно было напоить ездовых коней-тяжеловесов. За день обоз преодолевал путь длиной в сорок вёрст, и это в лучшем случае. Поэтому надеяться на приятный ночлег не приходилось, так как города чаще всего стояли на большем расстоянии друг от друга.

Внутренняя обстановка провинциальных постоялых дворов показалась Алексашке (который считал Европу едва не пупом земли, насмотревшись на Биржу и богатые рынки Амстердама), простой и крайне бедной. Постоялый двор, как правило, состоял из трёх комнат. Первая — самая большая — предназначалась для приёма гостей, вторая была хозяйской, а в третьей находилась кухня. Что касается таверны, то она была летнего плана — стены, сплетённые из хвороста, иногда кое-как обмазанные глиной, соломенная крыша и очаг на улице. Правда, иногда встречались и приятные исключения — каменное строение с большим камином.