Владимир Дегтярев - Коварный камень изумруд

В таком случае останавливаться поезду экспедиции никак нельзя, но то-то и оно, что несколько деревьев упало прямо поперёк псковского тракта, и те деревья жарко тлели. Заводные лошади сбились там кучей и далее не шли. Савва крикнул вахмистра:

— Вели старшому этих поджигателей быть ко мне! Махом!

И в злости свернул винтовую крышку с фляжки и влил в себя целую половину!

Подбежал какой-то старик в крестьянском зипуне, ещё издали стащил шапку и всё кланялся:

— Здравствуйте вам, господа хорошие! Не бранитесь на нас, мы приказ своего барина исполняем!

— А вот тебе мой приказ! — рявкнул Савва. — Даю счёт до десяти, чтобы дорогу освободить! Государственная почта следует!

— А у нас, — довольно нагло ответствовал старик, — приказ другой. Нам велено поджидать государеву почту и указать ей другой путь!

Сзади затрещало, заорали драгуны. Савва оглянулся. Три большущие и дымно горящие ели упали прямо на его драгун, возле среднего возка. Возок, тот, особо тайный, пытался вывернуться от валящихся деревьев. К нему бежали чужие люди с топорами.

— Это что же деется-то, а? — крикнул старику Савва. Но перед ним стоял уже не старик, а бывший сержант Малозёмов. А за ним стоял некто, с закрытым платком лицом, но в поручичьем мундире. Никак это Сашка Егоров?! Но тот вроде повыше ростом будет...

Малозёмов обернулся к тому, закрывшему морду платком, и проорал:

— Ну ты, Егоров сын! Стреляй! Чего трусишь?

А тот, кому орал вор Малозёмов, вдруг шагнул за пламя костра. И пропал. Или это Савве показалось?

Малозёмов выругался злой площадной бранью. Ротмистр Савва Прокудин ощутил, что тело его обмякло и ему не послушно...

А Малозёмов не просто стоял, он вытянул правую руку вперед, и дуло армейского пистоля целило прямо в грудь Савве Прокудину. Он, Савва, ещё услышал выстрел, услышал команды своих драгун и боевые воинские кличи, но пуля ударила в правый бок, куда он только что спрятал трофейную флягу с водкой. И Савва Прокудин тут же опрокинулся головой на круп коня, а из-за сапог, застрявших в стременах, не мог сползти с седла, так и висел...

Малозёмов подошел совсем близко к бывшему сослуживцу, вытащил у себя из кармана бумагу с прошением своего врага Егорова об отставке и сунул её наспех за обшлаг Прокудинского мундира. Крикнул своим:

— Среднюю повозку в лес!

Драгуны конвоя, ослеплённые огнем, не видели, кто стреляет в них из-за огня, из темноты, и кто тыкает их острыми пиками. Они ошалело кидались то в одну сторону, то в другую. Стрелять боялись, разобрать, где свои, среди дыма и огня невозможное же дело!

С козел среднего возка скинули кучера, возок завернули на дорогу в Великий Новгород и тотчас же на ту дорогу, загораживая её напрочь, повалились десяток заранее подпиленных огромных елей...

Когда отъехали на десяток вёрст в густой чудовский лес, Малозёмов надумал тырбанить добычу. Воровской обоз встал. Лошади хрипели от быстрого гона. Люди попритихли, глядя на жуткое под луной лицо предводителя. Малозёмов поманил к себе мужика, одетого в военную форму.

— Чё ты, паскуда, не стрелял в того Савву? Я же велел тебе стрелять!

— Пистоль того... заело пистоль, — заполошился мужик.

Серафим Малозёмов чиркнул мужика своим известным широким ножом. Чиркнул по горлу.

— Закатайте его в снег!

Люди оттащили хлипающего горлом мужика к большой сосне, начали зарывать. Малозёмов взрезал тем же ножом мешки с почтой. Бумаги, это он знал ясно, трогать было нельзя, а вот деньги! Деньги можно трогать и брать обязательно. Деньги теперь зазвенели на рогоже, постеленной прямо на снегу, для быстрого дележа.

И тут на руку Малозёмову из дорогой шкатулки вывалился огромный зелёный, весьма знакомый камень изумруд!

— Хо-хо-хо! — заорал на весь лес Малозёмов. — Есть же правда в воровской доле!

Императрица Екатерина на второе утро после нападения на особую почту велела прийти к ней прямо в туалетную комнату Степану Ивановичу Шешковскому. Степана Ивановича нашли дома, он болел и болел тяжко. Что-то не так билось сердце, дышалось с трудом, да и ноги сильно опухли, не гнулись и совсем не шли. Но на зов императрицы Шешковский велел его везти немедля. Привезли, а во дворец уже занесли. И только перед входом в комнаты императрицы Степан Иванович встал на ноги, опёрся на трость и вошёл сам, один.

Не дав Екатерине и поздороваться, Степан Иванович протянул ей сначала хорошо опечатанное письмо, её личное письмо к Вильгельму:

— Вот... все бумаги спасли и самую важную бумагу тоже... спасли... А деньги твои пропали и пропал огромный камень изумруд. Вот это уже беда. Её не поправить...

Екатерина радостно ухватила спасённое письмо:

— Спасибо за службу... Не может быть, чтобы за этим письмом охотились воры, но всё же... Ладно, письмо замарано, загажено, но через неделю вся моя почта уйдёт куда положено. Про деньги да про небывалый изумруд ты, Степан Иванович, забудь. Моё это дело, мною и будет поправлено. Ещё чего?

— Я уже поднял на ноги весь сыск, — задыхаясь, говорил императрице Шешковский. — Хоть и болею я, матушка, а дело сие до конца доведу. Ибо верен тебе был и буду. И как видишь, молясь уже перед могилой, говорю тебе, как есть, всю правду. Ты послала некий огромный изумруд в Берлин. Изумруд тот подарил тебе граф Платон Зубов. А граф получил его от своего камердинера, Семёна Провыча Малозёмова. А тот Семён Провыч Малозёмов вот уже почти три десятка лет находится в нашем розыске как тайный вор и голован шайки воров и убийц петербургских окрестностей и много далее их...

Императрица смотрела на Шешковского большими глазами, не мигаючи. Будто только что услыхала про воров!

«Эк её! — прошелестело в голове имперского сыскаря. — Ведь ещё до своего переворота знала о петербургских ворах, коих больше смерти боялась тётка её, императрица покойная Елизавета Петровна! Эх, не вовремя ухожу!»

Шешковский, как мог, подзадрал подбородок повыше:

— А вот что есть касательно изумруда, подаренного тебе его сиятельством графом Зубовым. Сорок лет назад сей изумруд послан был в подарок турецким султаном прусскому королю Фридриху Первому ещё во времена тётки твоей, да нашей императрицы, Елизаветы Первой. Но в руки королю тот подарок не попал, ибо тогда тоже имел место быть воровской налёт на турецкий посольский поезд. Воры утащили и деньги, и тот изумруд. А вот нынче он попал было в твои руки... Через руки их сиятельства графа Зубова. Такие дела, матушка императрица.

— Так ты воров, значит, не всех взял? — слабым голосом спросила императрица.

— Серафим Малозёмов, главный исполнитель, ушёл... убёг, значит... А дядька его, вор, Семён Провыч Малозёмов, тот, что камердинер его сиятельства графа Платона Зубова, он у нас... в подвале... Сегодня ему будет первая дыба...