Владимир Дегтярев - Коварный камень изумруд

— Вопрос-то в чём, ваше степенство Илья Никифорыч? — осведомился Егоров.

— А в том вопрос, что инородцы залили золотом своего, видать помершего от болезни, прынца али цесаревича. Не знаю я ихних званий. Простого младенца бы завернули в кусок кожи, подвесили на дерево и шабаш. А мне золото нужно. Позарез! Но не сдирать же теперь золото с костей невинной души, а? Или можно содрать? Вот в чём вопрос!

— На вопрос сей я вам, Илья Никифорыч, отвечу по совести и в пределах нашего христианского учения. Только сначала давайте решим по письму к вам обо мне Петра Андреевича. Он просит, чтобы вы взяли меня к себе хоть приказчиком, для более широкой моей практики в торговом деле. А потом бы отправили меня в Америку, тоже для получения более совершенного торгового образования. Ежели эту просьбу Петра Андреевича примете, так я уж вам постараюсь. Я вам любую задачу разрешу — хоть по закону нашему, хоть помимо его. Так как?

Глаза у купчины Провоторова сделались сразу волчьими. И даже слёзы в них пропали. Он мотнул головой, развернул письмо Словцова и стал читать. Читал долго. Колька Шпора до того обнаглел, что с бутылкой рома в одной руке да с оловянным стаканом в другой подошёл к загородке и оперся о притолоку проёма в «светлый угол».

За окнами трактира ирбитская ярмарка медленно наливалась праздником первого дня открытия. Уже горланили где-то в ситцевом ряду похабную песню, мимо трактира скакали конники, собираясь на «пробежное поле» для показа своих коней, кто-то упрямо рвался в главный трактир и пьяно материл купца Провоторова. Того пьяного матерщинника били, били купцовы охранники, а он никак не хотел угомониться.

Наконец, Провоторов письмо прочитал, сложил, сунул в свою лиловую жилетку, поморщился на скелетик младенца, сказал:

— Ну, просьбу Петра Андреевича, конечно, уважу. Однако ведь за обучение платят, столичный ты купец! Так?

— О плате столкуемся, раз ты согласный на моё учение, — торопливее, чем надо, ответил Егоров. — Давай теперь с этим казусом покончим, потом окончательно сговоримся со мной!

— Шпора! — проорал Провоторов. — Подь к нам!

— А вот он я! — откликнулся Колька Шпора, выходя из-за столба «светлого угла» и садясь на свое место. При этом он успел, незаметно от купчины, показать Егорову свой нож.

Егоров шевельнул скулами, наклонился над столом и кивнул вору глянуть вниз. Тот заглянул под стол. Ему в лоб глядело дуло армейского пистоля.

— Не хвались, вор, идучи на рать, — весело сказал русскую присказку Егоров. — Хвались, идучи с рати!

— Ну, чего мне при хозяине этого... золотого идолища посоветуешь? — Провоторов насторожился, кажись, чего-то понял в плохом настроении за столом. — Давай своё решение, купец столичный! И покончим!

— А решение твоё такое. — Егоров подмигнул ошарашенному Кольке. — Пусть завернёт скелетик в кожаный кошель да взвешивает так, прямо в кошле.

— Безмен татарский сюда! — проорал купчина.

Целовальник повесил на столб старинные рычажные весы с одной чашкой и стоял тут же, держа в подоле фартука круглые прорезные с боку гирьки разного весу.

Кошель кожаный со скелетиком младенца, залитым в золото, вытянул аж на двадцать с половиной фунтов.

— Так! — протянул Егоров. — Будем считать, что сам кошель весит фунт да кости... детские — ещё два фунта. Итого чистого золота здесь на шестнадцать с половиной фунтов!

— Да я тебе сейчас... — вскочил со скамьи Колька Шпора.

— Сиди тихо, балбес, — военным приказным голосом проскрипел Егоров. — У сибирского губернатора есть закон, который запрещает грабить иноверцев и оскорблять их чувства веры. За то каторга бессрочная!

— Взвесь всё остальное золото! — тоже шипящим голосом приказал целовальнику Провоторов. — Да быстро. Мне молва про этого чёртова младенца жизни не даст. Давай!

Остального золота вышло в полном весе на сто тридцать пять фунтов. К серебру да к меди и бронзе Провоторов даже не прикоснулся.

— Договор какой у нас был? — повернулся Провоторов к Кольке Шпоре. — Я покупаю твой хабар по сорок рублей за фунт, или как? Или станем на золотники мерить?

Колька, уже много хлебнувший рому, сразу замаялся, закрутил шеей. В Сибири бугровальное золото завсегда шло по полтиннику серебром за золотник. При таком весе получалось, что купчина Провоторов грабит шайку бугровщиков на десять рублей с каждого фунта жёлтого жира! То бишь золота! Это быстро посчитал и Александр Егоров. И, конечно, учитывал при расчёте свой сверхдоход и купчина Провоторов.

— Всего чистого золота завешено мною на сто пятьдесят один с половиной фунт, — доложил кабацкий целовальник. — А ежели на золотники вешать, так мы до зимы не перевешаем. Да и таких мизгирных гирек у меня нет.

А вот атаман шайки пограбёжников Колька Шпора про фунт веса ещё понимал, а золотники ему мало доходили. Он кинул фуражкой об пол и проорал:

— Гуляй, Сибирь, под русский фунт!

Купчина Провоторов тотчас свистнул в сторону входной двери варнацким посвистом. Тут же Одноглазый, стараясь не шататься, да второй охранник купца стали таскать в «светлый угол» кожаные мешки. В них радостно подзвякивали серебряные рубли. Мешков принесли сорок штук. Махнув охране убираться, Провоторов сообщил:

— В мешках, Колька, по сто рублей серебром. А я тебе должен...

— Шесть тысяч и сорок рублёв! — тут же посчитал целовальник.

Колька пьяно замахал руками, взвился голосом:

— В мешках твоих, значит, четыре тысячи рублёв? А как же остатный расчёт? Как же ещё две тысячи рублёв серебром и к ним ещё сорок Рублёв? Они — где? Ведь договорились ещё «на берегу», что расчет будет сразу и сполна!

— А я тебя должен дожидаться? — взбесился и купчина. — Договор был принести золото ещё по зиме, а ты когда принёс? Через половину года! Почитай летом! Я так долго деньги не могу держать. Деньги, они крутиться любят! Теперь ты жди!

Назревало нечто серьёзное. В двери и в раскрытые окна кабака стали заглядывать злые, заждавшиеся гульбы рожи бугровщиков.

Целовальник передвинул по поясу поближе к руке длинный мясницкий нож.

— А здесь про вексель кто-нибудь слышал, ну в Сибири? — спросил Егоров, взводя курок и второго пистоля. Щелчок получился громкий. — Так вот, Илья Никифорыч, ты сейчас на остаток суммы отпиши Кольке долговую расписку. Я как гарант подпишу, да вот и целовальник подпишет.

Услышав непонятные слова «вексель, гарант», Колька Шпора решил под пьяную голову, что его нагло обманывают. И купец Провоторов обманывает, и этот столичный хлыщ, как-то странно и вовремя подвернувшийся под расчёт.

Колька вытащил тесак и воткнул его с громким свистом в стол. Тут же треснуло дорогущее стекло в окне трактира. С улицы заорали Колькины ватажники, мелькнули топоры.