Генри Мерримен - Золотая пыль (сборник)

Мадемуазель рассмеялась, и снова уловил я в ее голосе ту серебристую нотку, что отзывалась в моей душе и казалась такой новой и такой знакомой одновременно. Бесспорно, в смехе выражается душа.

– Этот термин едва ли подходит месье Мисту, – возразила она.

– Тогда каким одним словом можно описать его?

С минуту девушка размышляла. Она совершенно не стеснялась и общалась со мной, незнакомцем, как разговаривала бы с отцом.

– Одним словом? – переспросила она. – Не знаю… Впрочем, да… химера.

Послышавшиеся из коридора голоса сделали дальнейшее промедление невозможным.

– Быть может Мадемуазель позволит мне позвонить слуге, дабы тот препроводил меня в кабинет месье де Клериси? – сказал я.

– Я сама провожу вас, – последовал ответ. – Дверь кабинета всегда открыта для меня. Я слышу голоса, предвещающие, надо думать, скорый уход месье Миста.

Звуки и впрямь были хорошо различимы, но до наших ушей доносился лишь один голос – исполненный добродушных тонов говор виконта де Клериси, дополняемый приятным смехом. Если Мист и отвечал, то приглушенно, и мне ничего не было слышно. Я открыл дверь, и Мадемуазель повела меня за собой.

По широкой лестнице, которой недавно воспользовался я, спускался мужчина – худощавый, легкий на ногу. Не обернувшись, он продолжал свой путь, пока не скрылся в полумраке большого холла. Мне врезался в память образ стремительной, бесшумной походки и прилизанных темных волос. Некое беспокойство шевельнулось во мне, оказавшееся сильнее простого любопытства: по какой причине этот человек оставляет службу у виконта? Такова было первая моя мысль о Шарле Мисте и первая встреча с ним.

Виконт вернулся к себе, прикрыв дверь кабинета, в которую Мадемуазель быстро постучала.

– Отец, – послышалось, когда она вошла, – тут один господин желает вас видеть.

Проходя мимо нее, я уловил аромат фиалок, прикрепленных к платью, и некий свежий, весенний парфюм, принадлежавший словно ей самой.

Хозяин дома принял меня с таким радушием, будто это он, а не я выступал соискателем. Виконт поклонился и воззрился на меня близорукими глазами.

– Вчерашний английский джентльмен, – произнес он, указав на кресло.

– Я поймал вас на слове, месье, – ответил я. – И пришел просить место секретаря.

Усевшись, я стал ждать развития событий. Виконт расположился за письменным столом и в задумчивости или в нерешительности стал крутить в пальцах перо. Поверхность стола, как я подметил, была свободна от хлама, заполняющего обычно бюро делового человека. Лежащий у локтя старика календарь являлся милым пустяком из картона, украшенным купидончиками и пастушками – такие девушки посылают друг другу в канун Нового года. Обстановка указывала скорее на досуг, чем на серьезные занятия. Кабинет и письменный стол наводили на мысль об измышленных делах, под предлогом которых виконт удаляется сюда, чтобы насладиться одиночеством и выкурить сигарету. Оставалось только гадать, какие обязательства могут выпасть на мою долю.

После паузы пожилой господин поднял глаза – самые добрые в мире – на мое лицо, и я прочитал под седыми ресницами расположение в сочетании с толикой иронии.

– Известно ли месье что-либо о политике этого несчастного государства? – спросил он и наклонился, положив локти на пустой стол, благодаря чему стал похожим на медицинское светило, снисходящее до оробевшего пациента.

Манеры пожилого француза взывали к тому, что придется обозвать моей совестью – капризной машине, признаюсь, не охотно запускающейся и быстро выходящей из строя. Забавное приключение с примесью чертовщинки ссохлось вдруг до размеров нелепой шутки. Мне вдруг подумалось, что бессовестно играть вот так на невинности молодой девушки и простодушии старика. Невинность – самый надежный щит в мире.

– Месье, – начал я, повинуясь порыву, – у меня нет качеств, которые обычно ищут в секретарях. Я получил образование в Итоне и Кембридже. Если от вашего секретаря требуется прямо пущенный мяч или хороший гребок веслом – я тот, кто вам нужен. Но больше я вряд ли на что пригоден. У меня образование обычного английского джентльмена: я достаточно знаю латынь, чтобы переврать эпитафию или девиз, и ровно столько греческого, чтобы не причинить вреда здоровью. Зато отлично владею французским, с которым освоился в Женеве, куда отец отправил меня, после того как я… Ну, был отослан из Кембриджа. Опять же, у меня нелады с родителем. Мы ссоримся каждый год, в конце охотничьего сезона. Но на этот раз все серьезно. Мне приходится самому прокладывать себе путь в мире. Я из тех, месье, кого называют никчемными субъектами.

Снисхождение, с которым выслушана была моя сбивчивая исповедь, только усилило внутренние терзания. Когда начинаешь говорить правду, самое плохое в том, что потом трудно остановиться. Но не мог ведь я признаться, что влюбился в оттенок голоса его дочери, в свет ее глаз – я, человек, ни разу не испытывавший к женщине серьезных чувств! Он просто счел бы меня сумасшедшим.

Честно говоря, мне во многом не хотелось бы признаваться виконту. К примеру, про распрю с отцом, причиной коей стал мой отказ жениться на Изабелле Гейерсон – молодой леди с обширными поместьями и состоянием в восемьдесят тысяч фунтов. Я просто сообщил месье, что наши с Говардом-старшим мнения разошлись по денежному вопросу. Разве не применимо это к большинству браков, устроенных любящими родителями? Пожилой джентльмен терпеливо слушал, а когда я частично облегчил душу, просто кивнул.

– Я не получил ответа на свой вопрос, mon ami [36]. Многое ли вам известно о французской политике?

– Абсолютно ничего, – честно признался я. И полагал, что подписал себе приговор.

Господин де Клериси откинулся в кресле и пожал плечами.

– Что ж, быть может, это и не имеет значения, – пробормотал он скорее сам себе. Потом приязненно посмотрел на меня и продолжил обычным тоном: – Знаете ли, месье, вы мне нравитесь. Не примите мои слова за дерзость, ибо я человек пожилой, а вы юный. Вы понравились мне сразу, стоило мне увидеть вас вчера. Обязанности, возлагаемые на моего секретаря, легки. По большей части они сводятся к необходимости быть поблизости на случай, если вы мне понадобитесь. У меня есть небольшие имения на юге, в Бурбоннэ и в окрестностях Орлеана. Необходимо поддерживать переписку с моими агентами, а также навещать поместья, если возникнет вопрос, который управляющим не по силам окажется разрешить самим.

В течение некоторого времени виконт знакомил меня с обязанностями, выглядевшими на удивление необременительными. По временам он, правда, делал паузу, словно подыскивая, как расширить перечень за счет какой-нибудь пустячной работы, касающейся дома.