Станислав Венгловский - Лжедмитрий

— Неймётся молодым! — и осёкся.

Царевич глядел на него взглядом человека, который уличил другого человека в обмане.

Не отводя взгляда, царевич сказал тоном приказа:

— Мы с вами, пан Ержи, уже всё приготовили. Завтра едем во Львов. Там решим остальное.

имитрий Иванович Годунов торопился к племяннику-царю безо всякой радости.

Уже в который раз хотелось попросить об увольнении. Пускай царь передаст эту должность Семёну Годунову. Тоже ведь царский родственник. А он, Димитрий Иванович... Своё отслужил...

Во-первых, старый боярин чувствовал в голове постоянную боль. Голову сжимают невидимые обручи. Во-вторых, бешено колотится сердце. Будто в тесной конюшне молотят копытами по стене необъезженные лошади.

Но главное заключалось не в этом. Было серьёзное основание полагать, что Яков Пыхачёв со товарищи ничего не сделал. Более того, Димитрий Иванович опасался, что боярский сын — человек от природы горячий, а к тому же предоставленный самому себе, лишённый опеки — легко мог попасться на удочку хитрого самозванца, которому помогает нечистая сила, не иначе. Потому что случись что-нибудь с самозванцем — так стоустая молва вихрем пронижет всю землю, до самой Москвы. И непременно отыщутся доброхоты, которые загонят своих лошадей, лишь бы первыми донести до царя радостную весть. Лишь бы получить богатый подарок.

Поднимаясь по лестнице во дворце, боярин еле-еле переставлял отяжелевшие ноги.

А царь Борис, сверлило мозги, только делает вид, будто спокоен. Будто ему не страшен самозванец. Таков ответ получили шведы. Они передали предложение своего короля Карла: король готов помочь войсками, если самозванец придёт на Русь с войском. Конечно, у шведского короля свои интересы. Ему хочется поссорить Польшу с Русью. Но что отвечал царь Борис? «Нет, — отвечал царь, — мы всегда всех били. А уж беглого монаха побьём без чужой помощи. Собственно, тут ц о сражениях речи быть не может». Подобный же гордый ответ получил и посол немецкого императора. Он предупреждал, что в Речи Посполитой какой-то проходимец собирает войско. Что он готовится идти походом на Москву. «Мы, русские, — отвечал послу царь, — ничего о том не ведаем, зато твёрдо знаем одно: царевич Димитрий давно умер».

Димитрию Ивановичу становилось стыдно от воспоминаний.

Особенно тяготили воспоминания о встрече царя с князем Фёдором Ивановичем Мстиславским.

Царь так и не понял своего унижения. Князь вошёл в палату робким и неуверенным, а вышел со сверкающими глазами. Будто переменили ему глаза. Потому что до недавнего времени царь старался держать князя в небрежении. Не разрешал ему жениться. Род Мстиславских выше прочих боярских родов. Потому-то и отца его ещё при царе Фёдоре Ивановиче, сыне Грозного, Борис повелел постричь в монахи. А сестру его заточил в монастырь. Борис, тогда ещё правитель при Фёдоре Ивановиче, опасался, как бы бояре не выдали её замуж за слабоумного царя, разведя его предварительно с Ириною Годуновой, сестрою Бориса Фёдоровича.

И вот...

«Раздави гадину, князь, и ты сможешь жениться хоть бы на царской дочери! Уважишь — рубаху последнюю отдам!»

От этих слов все ахнули.

А ещё слышали треск красной ткани на царских плечах. Царь любит наряжаться по-простонародному.

Князь Фёдор Иванович так и застыл с раскрытым ртом.

«И-и-и», — сказал он по-детски.

Однако князь быстро сообразил, что это всё может значить. Оттого и вышел из царской палаты с горящим взглядом.

Что же, он устремился в Калугу. Туда, по приказу царя, совместно с собором и думой, со всей Руси отправляют ратных людей. Ото всех поместий, вотчин, в том числе и с монастырских земель. Созданный там полк пойдёт против самозванца. Пока воеводы будут держать его при Чернигове.

Вот как.

Но не только это занимало Димитрия Ивановича, пока одолевал он лестницу в царском дворце.

У него не было известий от Парамошки. С тех пор как прилетели в Москву первые сообщения о появившемся в Речи Посполитой царевиче Димитрии, Парамошка замолчал. Ни одного донесения. Ни одного упоминания о нём в донесениях других подобных ему молодчиков.

Конечно, Парамошка только один из нужных людей, которые рассыпаны за рубежом. О Парамошке нет пока надобности сообщать царю. Не надо расстраивать государя ещё и таким вроде бы пустяком. Но Яков Пыхачёв... Вестей о нём царь дожидается.

Когда были оставлены позади последние ступеньки, когда рынды распахнули последнюю дверь, царь, встречая дядю, и не думал скрывать от него своего мрачного настроения. Вернее, настроение это и мрачным нельзя было назвать. Ему подходило обозначение «безнадёжное».

— Ой, Господи! — вздохнул беспомощно царь.

Димитрий Иванович попытался заговорить о чудесной погоде. Как раз подходит мужику, чтобы собрать урожай. А Бог послал наконец добрый урожай. Уже второй после предыдущих страшных недородов.

Но царь взмахнул красными рукавами, прерывая само начало подобного разговора.

— Ой, Господи! — уставился он на дядю-боярина измученными глазами. — Ну?

Димитрий Иванович опустил руки.

— И никто не скажет утешительного слова, — промолвил Борис Фёдорович, отводя глаза, которые, Димитрий Иванович знал, начали заволакиваться слезами.

Ну как сказать о своём уходе? Как оставить его на попечение боярина Семёна?

— За что меня Господь карает? — продолжал царь. — Начни я гробы сколачивать — никто умирать не станет! Господи! Я ли не радею о родной земле? Я ли не готов поделиться с ближним последней рубахой?

Он отошёл в тёмный угол, упал на колени перед иконами, начал бить поклоны.

— Господи! Ну кто это затеял? Романовы — рассеяны... Черкасские? Голицыны? Шуйские? Не посмеют! Кто? Кто?

Ещё сильнее заколотилось сердце в груди у старого боярина. В каком-то тумане наткнулся на кресло.

Наконец и царь добрался до кресла. Уселся и, как бы продолжая вчерашний разговор, согласился:

— Ну что же, пусть ведут его сюда.

Скорбное выражение преобразило лицо старого боярина.

— Государь, — сказал он, не в силах встать из кресла. — Позволь ещё раз напомнить, о чём я говорил вчера. Этот Отрепьев слишком ничтожен. Его не допустят на глаза важных панов. Государь! Посылать его — всё равно что послать по важному делу последнего слугу, который чистит сапоги. Или подаёт воду.

Царское лицо покривилось.

— Так велено свыше, Димитрий Иванович. Через божьего человека. Слушай и ты, Димитрий Иванович, божьих людей. В своё время я их не слушал. Теперь сожалею. — И перекрестился в сторону тёмного угла с иконами.