Станислав Венгловский - Лжедмитрий

Трубные звуки разбудили всех.

Из своего огромного шатра показался в громыхающих доспехах пан Мнишек. За ним следовал его секретарь Климура. Климура был одет в узкий фиолетовый камзол с золотою перевязью для шпаги. На голове у него вместо шляпы красовалась бархатная шапочка с длинными изогнутыми перьями. А всё это, да ещё вкупе с длинною шпагою на боку, делало Климуру издали похожим на бравого иностранного мушкетёра.

Царевич уже направился к своему будущему тестю, понимая, что главная роль во всём происходящем принадлежит как раз ему. Но царевича отвлекли гонцы с письмом. Письмо могло быть только от панны Марины. Царевич так и договорился с нею: каждый день отправлять по письму. Пускай гонцы несутся навстречу друг другу. Андрей был свидетелем разговора в Самборе.

Царевич поспешно взял письмо, лицо его просияло. Но этого ему было мало. Радость и любовь не вмещались у него в груди. Он должен был с кем-нибудь поделиться всем этим.

Царевич почти побежал навстречу пану Мнишеку.

— Великолепное утро! — осадил его своим восторгом пан Мнишек. — Сейчас, государь, увидим ваше войско, которое собрано здесь. Вот Панове полковники, капитаны и ротмистры подтвердят: они привели воинов, которые без раздумий пойдут за вами!

Рядом с паном Мнишеком стояли знакомые Андрею полковники Дворжицкий и Жулицкий. Они поклонились царевичу, а третьего полковника пан Мнишек представил такими словами:

— Пан Станислав Гоголинский!

Третий полковник был внешне непримечательным человеком, если не считать высокого его роста, жёсткого выражения лица и слишком волевого подбородка. Впрочем, иным военного человека Андрей представить себе не мог.

— Я привёл вашему величеству полторы тысячи воинов, — хрипло сказал полковник Гоголинский.

Его слова послужили как бы сигналом. Прочие полковники сочли за долг назвать числа приведённых ими воинов.

— Три тысячи, государь! — сказал пан Мнишек, выделяя слова «три тысячи». — Вместе с казаками. И ещё подойдут казаки, — добавил он, оборачиваясь к Андрею.

Андрей подтвердил:

— Будут ждать возле Житомира.

Капитаны и ротмистры ждали расспросов, но царевич ограничился тем, что ласково улыбнулся окружавшим пана Мнишека военачальникам и поинтересовался настроением воинов. Все военачальники отвечали так, как ему было приятно слышать.

Через час с небольшим царевич уже делал смотр выстроенному на стернистом поле войску. Рядом с ним высился на коне пан Мнишек. Андрей и полковники ехали позади Мнишека. Ротмистры и капитаны придерживались своих отрядов, подавали команды.

Видом войска царевич остался доволен. Особенно по душе пришлись ему кавалеристы: кони у всех как на подбор, сбруя горит украшениями. Сами всадники — красавцы. Оружие — если не в серебре, то в золоте. Пехотинцы при более близком рассмотрении выглядели ещё громаднее ростом. Прямо гвардейцы, явившиеся со дворов европейских монархов. В большинстве то были немцы, шведы и швейцарцы. Казаки держались отдельно, строя не соблюдали, показывали чудеса во владении саблей и конём.

В войске, надо сказать, были представлены не только кавалеристы и пехотинцы. Имелась даже артиллерия — небольшие, правда, по размерам и калибру пушки. Их насчитывался целый десяток.

Артиллеристы демонстрировали царевичу своё умение и выучку. Они дали залп по выставленным на пригорке стогам сена — от стогов не осталось ничего, а над пригорком взвилось облако красноватой пыли. В деревьях всполошилось птичье царство. Где-то в селении заревел скот.

Кавалерийские польские роты ринулись на тот же пригорок и одна за другою скрылись в густой пыли. Пройдя по кругу, они возвратились на свои места и там затихли.

Казаки вовсе не стали мучить лишними передвижениями ни себя, ни коней. И пехота тоже не стала тратить порох, но лишь продемонстрировала быстрый бросок всё на тот же пригорок. Там она выстроилась, стройными криками приветствуя царевича.

Царевич повелел избрать гетмана и прочих начальников и утвердить походные правила.

Гетманом крикнули, по предварительному договору, старого пана Мнишека. Он выехал на самое высокое место на пригорке, так чтобы его увидели все, и все, с нетерпением дожидаясь выдачи платы, которая находилась на возах, охраняемых дюжими немецкими рейтарами, дружно закричали:

— Слава гетману Мнишеку!

— Слава! Слава!

— Пусть ему и с травы, и с воды! — это кричали уже, по своему обычаю, буйные казаки.

Мнишек поклонился, насилу сдерживая в себе волнение.

— Слава! Слава! — ещё сильнее заревели вокруг.

Андрей заметил слёзы в глазах своего старого знакомца.

Полковников утвердили ещё быстрее. Так же быстро управились и с походными правилами.

— А теперь получайте плату, — велел прокричать царевич. И тут же обратился к пану Мнишеку: — Пан гетман, вы здесь распоряжаетесь всем!

Пан Мнишек поднял коня на дыбы.

Андрею показалось, что пан Мнишек обрадовался своему гетманству, подобно ребёнку, которому родители привезли неожиданный гостинец.

Но пан Мнишек старался быть достойным доверия.

Посоветовавшись с полковниками, новоиспечённый гетман велел готовиться к выступлению немедленно, в тот же день. Иначе, полагал он не без основания, жолнеры, получив плату, начнут пить-гулять. А после пьянки их придётся собирать не один день.

Особенно пугало настроение казаков. Что на уме у бесшабашного народа?

Поход позволял отсечь от войска всех ненадёжных, даже ненужных в сражении людей (таких насчитывалось немало, особенно среди казаков). Получалось в общем-то неплохо.

Казаки, обрадовавшись плате, уехали подозрительно быстро, как только деньги с возов перешли в их карманы. Для соединения с основным войском им был указан Киев. А кому удастся, говорилось, тог волен пробираться прямо в город Остер, уже за Днепр, на тот берег.

Казаки выбрали путь покороче. Они будут держаться берегов полноводной Припяти, подальше от гнева князей Острожских, поближе к владениям князя Адама Вишневецкого. Так надёжнее.

Пехота, погрузив тяжёлое снаряжение на возы и для себя запасшись возами в достаточном количестве, надеялась угнаться за конницей, которая пойдёт при самом царевиче. Пехоты насчитывалось всего четыре сотни.

А конники, уже в центральной колонне, которую собирался вести царевич, составили три роты: Станислава Мнишека, Станислава Борши и Андрея Фредра.

Для остального войска путь пролегал южнее.

Андрей Валигура, как только выступили из Глинян, оказался на плоской возвышенности, уставленной мощными вековыми буками. Оттуда он враз увидел войско как на ладони — не было только казаков. С высоты войско показалось таким незначительным, малочисленным, а красное знамя выглядело таким всего-навсего небольшим пятнышком, что Андрей даже усомнился: а не рано ли выступаем? Замахнулись ведь на огромное государство. Господи... Какой-нибудь магнат, задумав учинить наезд на хутор своего соседа, берёт с собою большее число воинов. Однако Андрей вспомнил слова пана Мнишека, сказанные вчера: даже это маленькое войско съело все деньги из государевой казны. А больше денег пока не предвидится. Следовательно, медлить с походом нельзя. И Андрей облегчённо вздохнул. Надо брать пример с царевича. Ведь царевич, без сомнения, знает о положении с деньгами. Однако не унывает. Если что и расстраивает его, так это расставание с панной Мариной.