Станислав Венгловский - Лжедмитрий

— Стойте! Стойте! Мы служим царевичу Димитрию!

Казаков было всего трое. Андрей заговорил с ними без опаски.

— А где же царевич, коли так? — спросил он.

— Да где? Вестимо, в Путивле!

— А вы куда? — продолжал Андрей.

— Про то ведает наш атаман Корела, — простодушно сверкнул белыми зубами самый бойкий казак. — А вы, земляки, скажите нам, куда попадём по этой дороге?

— Корела? — не поверил Андрей своим ушам. — Где же он?

— Он скачет позади! — несколько озадаченно отвечали казаки. — Скоро будет здесь.

Атаман Корела, узнав Андрея, спешился ради встречи, чего делать не любил, потому что сразу превращался в недоростка. Атаман не доходил Андрею даже до подбородка. Однако Корела был весел. На смуглом лице его смеялся каждый шматочек криво сросшейся кожи.

— Жив, жив и здоров царевич! — успокоил он Андрея. — А самое главное, что царевич не думает об отступлении, об уходе. Думает о том, как оказаться поближе к Москве. Он верит своему народу. Кромы следует удержать во что бы то ни стало. Это будет для него самым ценным подарком.

— Послушай, Корела, — вдруг сказал Андрей, — а что, если мы поедем с тобою? В Путивле, говорят, опасности для царевича нету?

Корела не задумывался с ответом:

— Правильно сделаете! Кромы надо удержать! Правильно!

По дороге в Кромы Корела рассказал о положении дел. Царевич опасается, как бы борисовцы не взяли Рыльск. Тогда они придут осаждать Путивль. Поэтому царевич с готовностью ухватился за предложенный ему план: послать к Рыльску человека, который вроде бы намерен передать осаждённым важные приказания. Человек должен непременно попасть в плен и под пытками, как водится, показать, будто бы к Рыльску приближается войско польского гетмана Жолкевского. Это, предполагалось, сразу понудит осторожного Мстиславского снять осаду Рыльска и отойти назад, по направлению к Москве, на соединение с боярином Шереметевым. Шереметев стоит под Кромами и уже пытался было взять эту крепость. Да только безуспешно.

— Как видишь, Андрей, первая часть задуманного сделана. Войско Мстиславского оставляет Рыльск. Оно движется к Кромам. Я поклялся царевичу, что до последнего человека буду оборонять Рыльск.

— Ты правильно поступил, Корела! — похвалил его Андрей.

— Надо успеть войти в крепость! — морщил лоб Корела. — Надо опередить Мстиславского с Шуйским. У меня в отряде четыре тысячи человек. Шесть сотен моих казаков. Остальные — люди московские. Их ведёт Григорий Акинфиев. Но общее руководство поручено мне. Только бы добраться, а там покажем!

Через считанные мгновения Андрей и Петро уже сидели в сёдлах. Медлить было нельзя.

Кореле удалось свершить задуманное.

Его отряд приблизился к Кромам скрытно, на рассвете, в густом тумане. Войско Шереметева застали врасплох. Когда же там опомнились и открыли беспорядочную стрельбу — Корела бросил в дело казаков. Казаки отвлекали внимание шереметевцев. А между тем прибывший обоз, со всеми московскими людьми и запасами пороха, без малейших потерь вошёл в крепостные ворота. Казаки вскочили туда последними. Кони их были предназначены уже на мясо. Осада предполагалась долгая и тягостная.

В тот же день Корела и Акинфиев осматривали крепость. Андрей и Петро их сопровождали.

Крепость оказалась обширной. Почти со всех сторон её окружали болота, не замерзающие даже зимою. (Потому и войско Шереметева толпилось на отдельных участках земли, опасаясь гиблых мест.) На высоких земляных валах уцелело ещё достаточно деревянных стен и башен — всё было опалено огнём. Всё свидетельствовало о недавних приступах. Жителей в городе насчитывалось немного. Однако они, как и весь маленький воинский отряд, сумевший противостоять Шереметеву, были настроены весьма воинственно. Приход Корелы их воодушевил. О Кореле они уже наслышались.

— Выстоим! — говорили кромчане. — Что с того, что башни сожжены? Уйдём под землю! Выстоим.

В это верили все.

Дома в крепости в большинстве своём уже были разрушены. Но подземные жилища создавались без особых затруднений. Их соединяли между собою ходами. Эти ходы приводили прямо к валам. Укрывшихся в землю не страшили, кажется, никакие возможные обстрелы.

Войско Мстиславского и Шереметева подошло к Кромам через день.

Стоя на крепостном валу, с его высоты Андрей видел, как растекается между болотами огромная армия, как устанавливают там шатры, возводят курени. Зорким глазом увидел он места, куда свозят пушки. Пушек было много.

В Кромах готовились к длительной осаде.

Воевода Басманов был озадачен свалившимися царскими милостями.

Ещё на пути к Москве ему попадалось много гонцов. Они скакали как в ту, так и в другую сторону. А ему казалось, будто кто-нибудь из гонцов может запросто рявкнуть повеление от Бориса Годунова: «Воеводе Басманову следовать в отдалённую вотчину!»

Либо в глухую маленькую крепость.

Потому что сделанное им не идёт в сравнение с тем, что совершили князья Мстиславский и Шуйский. Они разбили войско загадочного человека, к которому без боязни и без удержу спешит и спешит весь северский народ. К которому липнут казаки и стремятся буйные головы со всей Руси.

Но гонцы разносили иные новости.

А по мере приближения к столице Басманов m замечал какого-либо умаления к себе царского внимания. Наоборот, количество лошадей, дожидавшихся его на постоялых дворах, только увеличивалось. И встречные напоминали:

— Царь-государь тебя жалует!

А при въезде в Москву его посадили в такие сани, что он никак не мог поверить, будто бы и здесь не произошла ошибка. Однако за его санями ехали самые знатные думные бояре и дьяки.

— Пётр Фёдорович!

— Пётр Фёдорович!

Все говорили заискивающе.

А биручи время от времени напоминали, что Москва сегодня встречает славного победителя. Народ московский давился, не остерегаясь стрельцов, чтобы взглянуть на победителя, чтобы схватить себе толику денег, брошенных в качестве подарка от царя.

Что касается царских подарков, предназначенных лично Басманову, сразу объявленному в Кремле думным боярином, так говорить о них вслух было бы боязно.

Всего этого не могли умалить слышанные в Москве нашёптывания о том, как щедро одаривает царь Борис людей, доставивших ему победу под Добрыничами. В Москве давались диву от щедрот указанным людям, после того как поверженных пленников с позором провели по московским улицам под трубное пение тех же инструментов, которыми они недавно сами себя воодушевляли. После того как народу московскому показали личное оружие самозваного царевича Димитрия, отобранное у него в сражении. То было вызолоченное копьё. Помимо золотых червонцев, помимо жалованья, выданного не в зачёт и за год вперёд, победители получали поместья, вотчины.