Дмитрий Барчук - Две томские тайны

Сын и внук недоумевающе переглянулись, а старая Зульфия снова принялась за еду.

— Груштина — эуштина, груштина — эуштина, — приговаривала она, шамкая беззубым ртом.

Доморощенным исследователям срочно потребовалась консультация специалиста. Но отец со старшим сыном-историком не разговаривал, как Матроскин с Шариком, и на встречу с Фаритом отправился Артур.

Профессор принимал на кафедре долги у студентов. Младший брат, ещё не вышедший из студенческого возраста, ничем не отличался от будущих историков и, не привлекая к себе излишнего внимания, дождался в аудитории, когда уйдёт последний двоечник.

— Как здоровье атая? — поинтересовался Фарит.

— Как перпетуум мобиле [68] Перпетуум мобиле — perpetuum mobile, латинское название легендарного «вечного двигателя». . Никому расслабиться не даёт.

Братья рассмеялись, и Артур поведал, зачем пришёл: про Грустину и подземные ходы расспросить.

Фарит Наильевич усмехнулся.

— Вам точно делать нечего, Индианы Джонсы [69] Индиана Джонс — герой голливудских приключенческих фильмов об исследователе древностей. .

Разговор предстоял обстоятельный, и профессор предложил переместиться в кофейню.

По его научному мнению, древний город Грустина и подземелья Томска — совсем разные темы и принадлежат к различным эпохам.

На картах мира Ортелия и Меркатора XVI века, выполненных в мелком масштабе, действительно с координатами Томска обозначен город Грустина. Значит, это был достаточно крупный по меркам того времени город. При основании Томского острога в 1604 году московскому царю присягнули всего триста местных татар — эуштинцев. Маловато для города мирового значения.

Выходит, Грустина была кем-то разрушена, а её население уничтожено или рассеяно за несколько десятилетий до похода в Сибирь Ермака. Но кто это мог сделать? В междоусобных войнах в Сибирском ханстве такой геноцид вряд ли был возможен.

Некоторые историки считают, что Грустину разрушил Тамерлан в войне с Тохтамышем. Но эти события происходили в конце XIV века, и даже для европейцев, бывавших в Сибири тогда очень редко, ошибиться на двести лет — чересчур. А вот поход в Западную Сибирь шейхов из Бухары для обращения в ислам местных инородцев вполне мог состояться в XVI веке.

Тоянов городок и татарские сёла рядом с Томском — остатки древней Грустины, которая просуществовала приблизительно семь-восемь веков. Торговую факторию на перекрёстке сибирских рек Томи и Оби, видимо, ещё в первом тысячелетии нашей эры создали совместно среднеазиатские и новгородские купцы как перевалочную базу для обмена пушнины на экзотические южные товары. Хотан — крупный торговый город в Центральной Азии — ещё называли Гаустана. Это название вполне могло со временем превратиться в Гаустину. Буква «Г» в языках восточных тюрок исчезла, и местные жители стали называть себя эуштинцами. Но славянские корни имеются. Тот же Меркатор на карте рядом расположил город Серпонов, саму провинцию назвал Лукоморьем, а внизу под Грустиной сделал приписку: «холодный город, в котором татары и русичи проживают совместно». Наверное потому среди эуштинских татар и сегодня встречаются светловолосые и голубоглазые люди.

Братья посмотрели друг другу в глаза. У Фарита, как у деда Акрама Мансурова, — глаза карие, а у Артура — темнее, почти чёрные, росомашьи глаза Фирузы. Голубых грустинских глаз ни один из сыновей от отца не унаследовал.

— А подземелья типичны для всех старинных сибирских городов. В Иркутске и Тобольске о них сложено не меньше легенд. Это уже — купеческое наследие, — расплатившись за кофе, сказал профессор на прощание.

Мебель для кабинета изготавливали на фабрике по индивидуальному заказу. Дизайн Фарит подсмотрел в профессорском читальном зале университетской библиотеки. Высокие, до потолка книжные шкафы со стеклянными дверцами, массивный письменный стол, обтянутые натуральной кожей кресла и диваны. А в качестве материала тогда ещё преуспевающий бизнесмен выбрал ольху. Его пленил тёплый золотистый с едва уловимым красным оттенком цвет, и необычный узор древесины с сердцевинными лучами.

Теперь лишь книжные шкафы да сверкающие из них позолотой корешки фолиантов свидетельствовали о благородном убранстве, вся остальная фешенебельность была завалена различными чертежами и схемами, как в проектном бюро во время аврала.

Наиль Виленович в роговых очках и махровом халате восседал за безразмерным столом за ворохом бумаг, как признанный литературный мэтр при написании бестселлера. А младший сын служил у него кем-то на вроде секретаря.

— Сколько ты насчитал ходов под Воскресенской горой? — спросил отец.

— Только старых, почти заваленных, — тринадцать. Плюс один целый, обложенный кирпичом, от здания областного суда, — как студент на экзамене, ответил Артур.

Старик аккуратно сложил стопку чертежей в пластиковый конверт, закрыл его на защёлку и вынес вердикт:

— С острогом, в целом, разобрались. Потайные ходы из крепости — норма средневековья. Как сейчас, запасные и аварийные выходы.

— Вторую группу подземелий тоже можно отнести к убегаловкам, — высказал своё мнение молодой помощник. — Из монастырей, домов богатых золотопромышленников. Но как объяснить капитальные коммуникации вдоль центрального проспекта? Длина томского метро — почти четыре километра, а ширина — три метра. Зачем купцам входить в такие траты? Они ведь деньги считать умели, иначе бы не разбогатели.

— Правильно говоришь, — похвалил отец. — Только не всегда люди совершают логичные поступки. Иной раз такое могут выкинуть! Будем искать богатых сумасбродов!

Философ — не только род занятий или образ мышления, это ещё и имя, в переводе с греческого означающее «любомудр». Родители назвали его так. Философом, а по батюшке — Александровичем. Правда, фамилия подкачала. Хоть и дворянская, но не сильно звучная — Горохов.

Выросший в крайней нужде, юноша образования толком не получил, но сословная принадлежность позволила ему поступить на государеву службу. Вначале — коллежский регистратор в таёжном Енисейске, потом — окружной начальник в Канске, к тридцати семи годам он дослужился до губернского прокурора Томска. Удачная женитьба на дочери богатого золотопромышленника и связи в сибирском чиновничестве после ухода в отставку позволили ему быстро разбогатеть. Встав во главе компании тестя, Философ Горохов привлёк дополнительный капитал и стал добывать по тонне золота в год. Для середины XIX века — фантастический объём!

Никто и никогда в Томске так богато и с блеском не жил, как он. Центральную улицу губернского города назвали Миллионной потому, что на ней поселился «томский герцог», миллионер Горохов. В праздники местные богатеи первый визит наносили ему, и только потом ехали поздравлять губернатора. И губернатор сам приезжал к Горохову, а не Горохов — к нему.