Сергей Булыга - Золотое дело

– А что он ещё сказал? – спросил Маркел.

– Я больше не спрашивал, – сказал Кузьма. – Хочешь, иди спроси сам.

– Где он сейчас? – спросил Маркел, вставая с лавки.

– Посмотри в ответной. Он там недавно был.

Маркел накинул шубу, сгрёб шапку, вышел. Прошёл по переходу, толкнул дверь в ответную, зашёл…

И не увидел там Волынского. Зато увидел Аньянгу. Она сидела на кошме. Маркел спросил, где воевода.

– Пошёл со Змеем по делам, – ответила Аньянга. – Мы же сегодня выступаем.

– И тебя с собой берут?

– Берут.

Маркел прикрыл дверь, задумался. Потом ещё спросил:

– А меня почему не берут? Воевода говорил тебе?

– Да, говорил, – ответила Аньянга. – Как же, говорил, брать царского посла, а вдруг его убьют? Надо, говорил, посла беречь. Ты, он говорил, ему ещё пригодишься.

– А ты?

– А что я?

– Почему он тебя берёт? Ты ему что, больше уже не пригодишься, да?

Аньянга замерла и помолчала, посмотрела направо, налево, прислушалась, и только уже после этого тихим нетвёрдым голосом спросила:

– Ты хочешь мне что-то сказать?

Маркел подумал и сказал:

– Хочу. – После ещё подумал и продолжил: – Только побожись, что никому не скажешь.

Аньянга виновато улыбнулась и ответила:

– Мне нельзя божиться, я же некрещёная.

– Ладно! – в сердцах сказал Маркел вполголоса. – Я тебе и так верю. Так вот, воевода вчера сговорился с Игичеем, что как только они возьмут Куноват, он тебя Игичею вернёт. Насовсем!

Аньянга приоткрыла рот и замерла. Маркел перекрестился и прибавил:

– Вот почему он не берёт меня – чтобы я там за тебя не заступался.

Аньянга помолчала и сказала:

– Этого не будет! Я ему скажу!

– Не говори! А только… – И Маркел задумался, потом чуть слышным голосом прибавил: – А лучше вот что мне скажи. Скажи прямо сейчас: что ты про Великую Богиню знаешь?

Аньянга покачала головой, ответила:

– Я так и думала, что ты обязательно на это повернёшь. Только я же уже говорила, что ничего про неё не знаю. Так и мой отец не знает, и все другие тоже.

– Но ведь ясак ей платят?! Значит, ездят к ней!

– Не ездят.

– А как же тогда отдают ей ясак?

– А она сама за ним приезжает, – сказала Аньянга. – И не одна, а со своим шайтанщиком. Это он её привозит. Вот он приезжает в городок, зовёт князя и старейшин, показывает им её, и они дают ей ясак.

– Но если он её показывает, то, значит, видят же они её! – сказал Маркел.

– Нет, не видят! – сказала Аньянга. – Он же не саму её привозит, а только её образ. Это такая небольшая идолица, серебряная, в красном сукне увёрнута. Шайтанщик у неё спрашивает, сколько она чего желает, и люди ей столько платят. Так мой отец платил, и так и Лугуй платил, и все. Никто не решается гневить шайтанщика.

– А после куда он уезжал? – спросил Маркел.

– Этого никто не говорит, – ответила Аньянга. – Спросите, говорят, у самоедов, Великая Богиня же у них живёт на Великой Оби, на каменном острове, в пещере, и тот шайтанщик её сторожит, люди к нему приезжают, и он решает, кого к Великой Богине допустить, и тогда они у неё про самое заветное спрашивают, а она им всегда верно отвечает. А сама она там уже не маленькая и не серебряная, а высокая, от настоящей женщины не отличишь, и золотая.

Тут Аньянга замолчала. Маркел подумал и спросил:

– А шайтанщик какой из себя?

– Обыкновенный, – сказала Аньянга. – В длинной шубе с лентами, в большой чёрной шапке, с бубном. А на лице у него мелкая-мелкая чёрная сетка. Лица он никогда не открывает, все его только в сетке видят. И никого он к острову не допускает, и если ваши, а это всегда, или наши, а это если без спросу, к нему едут, он их лодки топит. Это летом. А зимой нарты под лёд проваливает. Ты спроси у вашего Ивана Змея, он там был.

Маркел задумался, потом спросил:

– А когда шайтанщик за ясаком приезжает?

– Когда как, – ответила Аньянга. – В этом году ещё до ледостава был.

Ага, подумал Маркел, значит, ещё до Дмитриева дня, значит, теперь ждать ещё долго. Значит, надо самому идти и проверять. А то шайтанщик им расскажет, как же! А девка что? Девка не промах, и может помочь. И, глядя ей прямо в глаза, Маркел сказал:

– Ладно, может, так оно и есть, как ты поведала. Но я…

И не договорил. Потому что Аньянга вдруг встрепенулась, вскочила и убежала за занавеску. Маркел оглянулся на дверь…

И тут в неё вошёл Волынский! Он остановился посреди ответной, внимательно осмотрелся, прислушался, и только уже потом спросил:

– Что это здесь такое?

– Как что? Тебя ищу, – сказал Маркел. – Мне люди говорят, что ты собрался в Куноват, а меня брать с собой не хочешь. А у меня там государево дело!

Волынский помолчал, потом даже прошёл вперёд, заглянул за занавеску, вернулся, ещё подумал и сказал:

– Дурь какая! Кто тебе это наплёл? Все едем, и ты с нами тоже. Через час выходим, иди, собирайся!

Маркел развернулся и вышел. Шёл по переходу и сердито думал, что это мы ещё посмотрим, где чья дурь.

А когда вошёл к себе в каморку, то так же сердито сказал, что откуда это Кузьма выдумал, – едет Маркел со всеми, и ему уже даже сказано, что выступаем через час и надо собираться.

– А что я соберу? – тут же сказал Маркел. – Вогулы ободрали меня начисто! И бумаги, и узел с добром, и кошель с деньгами, и нарточки, и даже мешок с солью!

– Соль – дело наживное, – ответил Кузьма. – Будешь ехать через Вымь, ещё дадут.

– Это да, – согласился Маркел. – Соли не жаль, конечно. А вот нарточек жаль.

– Их тоже не жалей, – сказал Кузьма. – У нас же все на лыжах ходят, а нарты только для харчей и для огненного запаса. Пять—десять нарт на всё войско, не больше, и то сколько это собак, а их всех тоже кормить надо.

Маркел согласился, что надо. Кузьма подумал, усмехнулся и продолжил:

– Да! И ещё Аньянге нарточки. Она никогда пешком не ходит. Княжья кровь! – И усмехнулся.

А после встал и начал собираться, набивать свой узел. А Маркелу что, подумалось, кистень в один рукав, нож во второй – и готов.

Но только Маркел так подумал, как пришёл Леонтий, тамошний дворский, и сказал идти за ним. Маркел пошёл. Они спустились в подклеть, в так называемый оружейный чулан. Там тамошние люди подобрали Маркелу добрую кольчугу, почти до колен, и шлем, а к нему тёплый подшлемник, и бердыш.

Когда Маркел вернулся к себе в каморку, Кузьма даже присвистнул от зависти и сказал, что воевода всё-таки и в самом деле о Маркеле крепко хлопочет. Ну, ещё бы! Ведь у самого Кузьмы никакого другого оружия, кроме засапожного ножа, не было.

– Да и ещё, – прибавил он, – этой свистульки.

И показал какую-то кривую дудочку, сказал, что это – манок для воронья, и спрятал его в пояс. Маркел стал просить, чтобы Кузьма хоть разик свистнул по-вороньи, но Кузьма не соглашался, говорил, что в доме перед иконами это нельзя.