Стивен Прессфилд - Солдаты Александра. Дорога сражений

Александр и не подумал штурмовать эту природную крепость. Разместив свои основные силы на восточном берегу высохшей речки, он дождался сильного западного ветра, приказал поджечь сухие смолистые сосны и, когда огонь выгнал врагов в каменную теснину, велел забросать их копьями. Завершила разгром македонская кавалерия, получившая приказ пленных не брать.

Когда на следующий день пал и город, всех спустившихся вниз мужчин перебили, а женщин и детей продали в рабство.

На этом, однако, карательные меры не исчерпываются. Кратеру вменено наказать за поддержку, оказанную мятежникам, весь здешний край, и наше подразделение подверстано к выполнению этой задачи в качестве вспомогательного. Подвергнуть экзекуции намечено одиннадцать деревушек. Нам велено ни во что не соваться, а просто перехватывать всех, кто пытается скрыться, самими же поселениями займутся без нас. Есть кому ими заняться.

И вправду есть. Вот, доложу вам, вояки! Старого, правильного закала — других таких нет. Жуть берет. До них далеко даже Флагу, Стефану или там Толло. И при этом никакой рисовки, никаких лишних движений. Каменное спокойствие и непробиваемая невозмутимость. Отвага для них в порядке вещей, часть повседневной работы. Некоторые из этих продубленных ветрами и покрытых шрамами ветеранов воевали еще в Греции при царе Филиппе, когда Александр был ребенком. Это они усмиряли Афины, громили Фивы, приводили к покорности могущественную и кичливую Спарту. Да что там Спарта, даже великая Персия зашаталась и пала ниц под их сокрушительными ударами при Гранике, Иссе и Гавгамелах. Именно они первыми врывались в Тир и Газу, захватывали Вавилон, Сузы, Персеполь.

Эти афганские деревушки плевка их не стоят, подобные операции отработаны до мелочей. Поселения блокируются и сжигаются, все жители мужского пола выискиваются и на месте уничтожаются. Никто не смотрит, сопротивляются они или нет. Местные старейшины на своем языке осыпают убийц проклятиями, но те ни слова не понимают и просто режут их, как свиней, испытывая не больше чувств, чем селяне, забивающие скотину.

Обычная работенка.

А нас с Лукой ощутимо потряхивает, когда мы смотрим на все эти ужасы. Мы стоим в оцеплении и вроде бы ни при чем, но нет способа отстраниться от терзающих слух отчаянных женских воплей и клубов едкого черного дыма, застилающего небеса. В конце концов и нам приходится гнать полонянок перед собой, как овец, а убитых и недобитых мужчин бросать на поживу волкам и воронам.

Эта экспедиция занимает одиннадцать дней. Когда мы возвращаемся в Артакоану, там уже кипит жизнь. Закладывается новый город, Александрия Арейская, чтобы уже одним фактом своего возведения еще раз возвестить всему свету, сколь проницателен наш молодой государь, всегда умеющий обратить в свою пользу не только промахи и ошибки противника, но также алчность его, неуживчивость, твердолобость и прочие тому подобные, в общем-то, свойственные всем людям пороки.

Нам из солдатского строя все афганцы кажутся одинаковыми, а уж о том, чтобы как-то распознавать их принадлежность к каким-либо племенам, не заходит и речи, но Александр прозорливее нас, и смотрит он куда глубже. Он знает, что эти края испокон веку раздирала межплеменная вражда и что народы южной Арейи издревле недолюбливали северных своих соседей, веками живших под сильным влиянием персов. Ну а теперь, когда Персии нет, почему бы не использовать застарелую неприязнь? Зачем македонцам проливать свою кровь, гибнуть в стычках, если можно уничтожать одних афганцев руками других?

И Александр затевает строительство, к которому за баснословно щедрое жалованье привлекает каменщиков, плотников, землекопов и возчиков. Не удовлетворившись одним лишь этим, он манит на свежие пепелища переселенцев, обещая им не только землю и право жить по своим обычаям, но также массу податных льгот, что очень важно для ремесленников и торговцев. Южане, окрыленные возможностью восторжествовать наконец над заносчивыми соседями, устремляются нескончаемым потоком на север. В считаные дни после оглашения царского указа к месту великой стройки собирается чуть ли не весь работоспособный люд юга Арейи. За мужчинами тянутся женщины. Добропорядочные туземки готовы служить поварихами и портнихами, прачками и сиделками, лоточницами и швеями. Последние идут нарасхват. Пошив палаток становится весьма прибыльным делом наряду с плетением коробов и корзин. А представительницы слабого пола, принадлежащие к категории пешнарван, или, говоря проще, к «охвостью», охотно оказывают услуги, в каких обычно отказывают нанимателям их более рукодельные и искусные сестры.

План нашего государя работает. На месте мрачных развалин стремительно вырастает столица, в которой ничто не связано с памятью о кровавой резне. Страшного прошлого как не бывало, а среди населения окрестных долин начинают преобладать люди, всем обязанные Александру. Они вытесняют старожилов, да и те уже, кажется, склонны к примирению с новым порядком, ведь никогда еще в этом краю не было такой нужды в рабочих руках, таких высоких заработков и надежд на лучшее будущее. Александр покоряет захваченную страну своей мудростью в не меньшей степени, чем военной мощью.

Однако до мира еще далеко. Район строительства следует обезопасить, и мы (вместе с армией Кратера, разумеется) выступаем в поход вслед за силами Александра, давя по дороге остатки сопротивления.

Путь наш лежит через деревни, уже подвергавшиеся опустошению. Казалось, там все должно быть мертво, но это не так. Как ни свирепствовали убийцы, кое-кому из местных жителей удалось-таки ускользнуть. Кто-то так и остался в горах, а кто-то вернулся к родным пепелищам — зализывать раны.

Мы врываемся в хлипкие, наспех отстроенные хибары и вытаскиваем, кого найдем, в ночь. Теперь наша тактика изменилась — стариков, женщин и детей мы не трогаем и не убиваем боеспособных мужчин у них на глазах. Мы делаем это позже, отведя пленных в пустыню, чтобы близкие могли только гадать, какова их судьба. Такие действия наводят еще больший ужас, поскольку суеверные дикари боятся населяющих пустыню джиннов и демонов больше, чем наших мечей. Не знаю, как насчет джиннов, но вот волки начинают следовать за нами целыми стаями и дерутся за каждый оставленный им окровавленный труп. В темноте всегда видны желтые огоньки их глаз. Отпугивать этих хищников факелами или камнями там бесполезно: они лишь отбегают и возвращаются снова.

Луку эта работа просто изводит. Он помрачнел, осунулся и как-то на привале вдруг заявляет, что мы, собственно говоря, ничем не отличаемся от туземцев, которых считаем тупыми варварами и зверьем.

Не всем его речь по вкусу.