Стивен Прессфилд - Солдаты Александра. Дорога сражений

Однако это всего лишь прогноз, пусть и мрачный, а действия, которые необходимо предпринять нашему арьергардному охранению, настолько очевидны, что наши командиры даже не утомляют себя отдачей приказов. Они просто разъезжаются по местам, зная, что каждый боец сам займет нужное положение, исходя из сложившейся обстановки, ибо не зря же он постигал воинскую науку. Так оно и происходит. В то время как Флаг направляет два конных клина навстречу напирающим с тыла кочевникам, наши соседи, наемные пехотинцы, образовав фалангу шириной в сто человек и глубиной в четыре шеренги, движутся к острову с целью навязать бой находящимся там конным лучникам.

Стефан формирует тыловой конный резерв, около сорока всадников. Так же поступают и пехотные командиры, их резерв — полторы сотни бойцов. При этом все мы прекрасно понимаем, что неприятель будет под нашим натиском отступать до тех пор, пока мы не оторвемся от основных своих сил и не предоставим ему замечательную возможность со скрытых позиций обрушиться на наши фланги. Однако выхода у нас нет — не стоять же, как баранам, под стрелами, полностью отдав инициативу Волку.

Наша пехотная колонна растягивается вдоль реки более чем на милю. Со своей позиции мы видим, что там уже начинает роиться противник. Это древняя как мир тактика степняков. Ничего нового в ней нет, но она срабатывает. Суть ее в том, что конные лучники вьются вокруг оказавшегося в ловушке врага, забрасывают его стрелами, отступают, когда тот атакует, а когда выдыхается, приближаются и жалят снова. А уж в нынешнем восхитительном случае, когда вражеская пехота, не имеющая сильной кавалерийской поддержки и прикрытых флангов, словно пришпилена к очень мелкой реке, ее разгром — лишь вопрос времени и терпения.

От наших взоров не ускользает, что как на этом, так и на том берегу из-за утесов или пригорков появляются, ведя в поводу лошадей и мулов, какие-то люди. Это не воины, а, очевидно, рабы и работники Спитамена. Животные, шагающие за ними, навьючены плотно уложенными вязанками стрел. Конные лучники, подлетая к ним на всем скаку, хватают эти вязанки и, не теряя времени, возвращаются на места с пополненным боезапасом.

Кочевники, находящиеся в тылу, боя не принимают и по приближении наших клиньев просто рассеиваются, отходя к реке и к утесам. Противопоставить этой тактике нам нечего. Мы не можем рассыпаться и преследовать этих выродков поодиночке, а продолжать наступление строем — значит атаковать пустоту, ежеминутно ожидая удара в спину. Перестраиваются степные наездники стремительно, словно ласточки в небе, и стоит нам чуть зарваться, они тут же отрежут нас от своих. Тем более что к ним, как мы видим, спешат на подмогу сотни других варваров, быстро спускающихся с холмов и выступающих из укрытий.

А мы всего лишь разведотряд, наша численность недостаточна, чтобы самостоятельно принять бой в окружении, и проклятый Волк прекрасно это понимает. Опять он нас обставил. Мы с Тряпичником натягиваем поводья, видя, как позади нас рассеявшиеся было враги вновь смыкаются, чтобы отсечь нас от колонны. Нам не остается ничего другого, как повернуть и во весь опор мчаться обратно.

Мы мертвы, и мы знаем это. То, что мы чувствуем, наверное, ближе всего к ощущениям начинающего шахматиста, взявшегося играть против мастера. Каждый ход, не важно, насколько он правилен или оригинален, лишь глубже загоняет нас в западню. Мысли наши мечутся в поисках какой-нибудь уловки или неожиданного маневра, способного вернуть нам инициативу. Но мы попались, мы влипли, как дрозды в птичий клей, и чем сильнее трепыхаемся, тем крепче приклеиваемся. События развиваются с такой скоростью, что у нас нет возможности выстроить хоть какой-нибудь план, а потому мы попросту возвращаемся к исходной точке, поворачиваемся лицом к врагу и готовимся драться до последнего вздоха.

Тем временем Волк затягивает в ту же ловушку нашу пехоту, штурмующую островок. Пока парни шлепают по мелководью, вражеские всадники группируются справа и слева от них, потом заходят с тыла и пускают в ход свою излюбленную тактику: носятся вокруг, осыпая их стрелами. Громадные, до семнадцати пядей в холке, парфянские скакуны взметают из под копыт фонтаны сверкающих в предзакатном свете брызг. Право же, зрелище впечатляющее, им впору залюбоваться, однако ситуация слишком уж бедственная: отвлекаться и некогда, и нельзя. Степняки начинают роиться и позади нас. Флаг со Стефаном бросают на них свои клинья.

Схватка разворачивается именно так, как мы и предполагали.

Волк даже не прощупывает нашу основную позицию, а сразу посылает к ней два конных строя — один движется под утесами, другой по отмелям, у водной кромки. Рассредоточившись вдоль наших шеренг и зажав их между собой, враги разворачиваются и, образовав с интервалами в четверть мили группы прорыва, начинают раскалывать фронт. Всего этого нам не видно, зато очень хорошо слышно, ибо нет на свете звуков, подобных тем, что издаются при сшибке латной кавалерии с тяжелой пехотой. Бактрийские и согдийские конники, составляющие костяк ударных сил Спитамена, — это дисциплинированные и хорошо обученные бойцы еще персидской закалки. Они могут сражаться и клиньями, и колоннами, они умеют пробивать бреши в пехотных шеренгах как никто в мире. Дааны же и массагеты, как и положено дикарям, берут не умением, а нахрапом. У них нет никакой тактики, они просто наваливаются всем скопом, но и этого зачастую хватает. Массагеты защищают грудь своих коней бронзовыми пластинами, нашитыми на войлочную основу, и покрывают той же броней собственные ноги — от бедра до лодыжки. Говорят, когда вал такой конницы накатывает на пехоту, у той нет ни малейшей возможности устоять. Правда, говорят и другое. Например, что нашим наемникам, какими командует Андромах, в стойкости просто нет равных. Это греки — ахейцы, выходцы из Аркадии, подчиняющиеся лишь своим землякам, а если выбора нет, то спартанцам. Будучи ветеранами, причем заслуженными (многим перевалило за пятьдесят), они поначалу сражались за царя Персии, сперва под командованием великолепного Мемнона Родосского и его сына, потом — Главка и Патрона, двух выдающихся военачальников, которые до последнего служили Дарию и перешли на жалованье к Александру, лишь когда перс окончательно проиграл. Эти славные воины за пять лет непрерывных сражений прошагали три тысячи миль и изведали все, что только может выпасть на солдатскую долю — и горечь поражений, и радость побед. Их главное оружие — пика длиной в семь с лишним локтей. В умелых руках это лучшее средство отразить кавалерийский наскок, а они обращаются с нею с непревзойденной сноровкой. Вот почему в кровавой схватке, разразившейся на речных отмелях, не уступает никто. Дааны, саки и массагеты дерутся ради поживы и славы, стремясь уничтожить ненавистных захватчиков, а греки-наемники стоят, чтобы выжить.