Георгий Гулиа - Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт

— Открой глаза пошире — они перед тобой.

— Я вижу туман.

— А ты глянь левее.

Бармокар поворотился то в одну, то в другую сторону. И замотал головой.

— Ослеп, что ли?

— Ага.

— Глянь на меня.

Гэд взял в свои ручищи голову друга, точно арбуз на августовском рынке.

— Да ты, брат, и впрямь слепой… Есть тут вода? Нет воды.

Гэд поплевал на пальцы и попытался стереть грязь, налипшую на глаза Бармокара. Тот покорно терпел. И вскоре действительно прозрел.

— Теперь вижу, — сказал он. — Да, кажется, люди. О боги! Ведь и мы с тобой могли оказаться такими же холмиками. И Ахилл тоже.

— А ты думал!

Бармокар растолкал грека. Ахилл продрал глаза.

— Он сладко спал, — сказал Гэд.

Ахилл ощупал постель. Видимо, она показалась ему слишком липкой — так определил Гэд. Грек, изображая крайнее отвращение к своему ложу, медленно присел.

— Где я? — вопросил он.

— На маменькиной постельке, — пошутил Гэд.

Бармокару стало смешно:

— Вот что скажу: если шутить начали, — значит, живы.

— Да еще как, — сказал грек и кряхтя стал подниматься. — Я вител болот, в детьстве не рас попадал ф тина, но такого я есе не витывал.

— Еще не то увидишь.

— Гэд, возьми свой слов обратно! Я больсе не могу. Второй такой ночь не винесу.

— Вынесешь, — проворчал Гэд. — И долго еще вспоминать будешь.

— Хде сдесь вода, Гэд?

— Воды захотел? Процеди эту зеленую грязь — получишь воду. Такую ледяную. Как в Альпах.

— Напомнил, — сказал грек, — напомнил Альпы. А снаешь, что сказу?

— Не знаю.

— Сказу, что в Альпах было приятней. Лезишь, по крайней мере на цистом льду, а не на вонюцей тине.

Туман поднимался все выше и, влекомый тихим ветром, уходил на восток. Солнце начинало понемногу согревать землю, продрогшую за ночь. Становилось теплее. Но с теплотой сильнее завоняла тлетворная зеленая жижа, щедро разлитая по земле.

Сотники начинали собирать воинов. Зазвучали сигналы. Все, кто мог подняться, откликались на них.

Из-за холмика показался слон. В отличие от людей, он был чистенький, выхоленный. Шагал по-прежнему величественный, но острый глаз непременно приметил бы в его облике нечто ущербное, такое, что обычно не вязалось с понятием «слон». Впрочем, его берегли, в бою он не участвовал. А все его товарищи уже погибли: одни — в Альпах, другие — в боях и тяжелых переходах. Какими ни казались слоны могучими, а человек все-таки оказался более выносливым.

— Это он, — сказал Гано Гэд.

Бармокар не сразу уразумел, кого имел в виду Гэд. А грек догадался.

— Комантуюсий на слоне, — сказал он с почтением.

— Значит, и этот, индус?.. — обрадовался Бармокар.

— Что ты прицепился к нему? — усмехнулся Ахилл.

На помощь другу пришел Гэд.

— Старые друзья. Еще по Карфагену. Его брат женат на его сестре.

— Ево, ево! — передразнил грек. — Цей брат? Цья сестра?

Гэд вспыхнул, ткнул пальцем в грудь Бармокара:

— Его брат… Того индуса сестра. Твои мозги переварили?

— Перефарили, — успокоил его Ахилл. — Осторозней, слон!

И в самом деле прямо на Гэда двигался царь джунглей. На нем восседали Ганнибал и погонщик. Десятки всадников двигались вослед. А Рутты не было видно.

Воины почтительно расступились, чтобы дать дорогу слону. Но великан остановился. Ганнибал указал на Гэда и резко вопросил:

— Кто ты?

— Гано Гэд, пращник, великий господин.

— А ты?

— Тоже пращник. Мое имя Бармокар.

— Ты?

— Ахилл. Афинянин. Прасник.

Шлем на голове командующего пламенел, словно огонь жертвенного костра. Доспехи на нем сверкали при лучах восходящего солнца. Ни усталости, ни тревоги на его лице. Все в нем по-воински — и стать, и оружие, и взгляд.

— Эта грязь на тебе очень вонючая, — сказал командующий, и душа Гэда ушла в пятки.

— Великий господин, я спал в грязи и не успел почиститься.

— Когда ты это сделаешь?

— Солнце только взошло, и я, наверное, найду воду.

— А ты?

Бармокар, запинаясь, пояснил, что спал на сдохшей лошади, а во сне свалился в тину. Теперь вот, мол, дождался рассвета и надеется вновь обрести достойный воина вид.

Грек не стал дожидаться, когда командующий укажет на него и прикажет объяснить легко объяснимое. Он сказал по-эллински:

— Великий господин, поскольку впереди я вижу по меньшей мере сотню болот, то полагаю привести себя в порядок в конце этого пути, по которому — слава богам и тебе! — мы все-таки прошагаем, не уронив чести!

— И как далеко ты думаешь прошагать, любимец Зевса?

— Это зависит от твоего приказа.

— Если я прикажу шагать неделю?

— Прекрасно!

— Две недели?

— Очень, очень хорошо!

— Три недели?

— Пусть даже четыре! С моими друзьями, — Ахилл указал на Гэда и Бармокара, — мне ничего не страшно.

Ганнибалу понравился этот наемный пращник. Эти наемники требуют немало золота, но бьются честно…

— Соратники, — сказал Ганнибал, — я верю в вас, и эта вера ободряет меня! Слава тем, кто погиб в этих болотах как воин!

И слон прошествовал дальше. А за ним и всадники ливийские.

— Я аж вспотел, — продолжал Ахилл на родном языке. — А он как ни в чем не бывало. А? Разве эти болота не отравляют его? Разве он не дышит одним с нами воздухом?

— Это — бог, — сказал восхищенный Гэд.

Бармокара стошнило зеленой жижей. Он упал на колени, его пригибало к земле.

— Смерть пришла, — простонал он.

Ахилл раздобыл флягу с вином и дал Бармокару.

— Тебе луцсе? — спрашивал грек. — Луцсе?

Бармокар делал рукою непонятные знаки. Он чуть не уткнулся в землю носом. Его тошнило, а желудок был пустой.

— Ти глубзе дыси, — советовал грек.

Подошел сотник — широкоплечий рыжеволосый детина.

— Что с ним?

— Тоснит, — пояснил грек сотнику.

— Что же с того?

— А ницево, — весело сказал грек.

— Тошнит! Кого теперь не тошнит? — И сотник пошел по своим делам, крикнув: — Всем держаться стойко! Слышите?

Гэд стоял в полной растерянности, плохо понимая, что делается вокруг: едет на слоне божество, этого Бармокара воротит, а сотник чего-то орет.

— Или я сошел с ума, — сказал Гэд, — или кто-то другой спятил…

— Сколее друкой, — пошутил грек. И обратился к Бармокару: — Слусай, друк, тебе луцсе?

Опять непонятные знаки рукою.

— Сто это знацит? — спросил грек Гано Гэда.

— Ты знаешь, что такое хана?

— Хана? — грек задумался. — Это карфакенское рукательство?

— Почти. А означает вот что… — Гэд провел ребром ладони по своей грязной худющей шее. — Понял?

— Теперь ясно, — сказал грек. — У тебя сейцас плохое настроение?..

— Нет, почему же? — возразил Гэд. — Я готов драться с кем угодно. Но валяться в грязи — не в моем обычае…

А Бармокар упал наземь. Его следовало поднять, оказать помощь. Этим и занялись грек и Гано Гэд.