Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Мы гребли изо всех сил. Весь тот день, да и следующий тоже, люди налегали на вёсла с таким неистовством, будто, увеличивая расстояние между собой и бухтой андрофагов, мы могли убежать от того, что нас там постигло. Погода не улучшалась: грохотал гром, завывал ветер, немилосердно хлестал дождь. Гребцы трудились до изнеможения. Все боялись, что заплыли уже так далеко, что оказались вне божьих пределов. И вновь, уже не в первый раз, Тесей не позволил своим спутникам поддаться страху.

«Зевс правит даже здесь, — объявил он. — Или вы не видите, как он мечет с небес свои огненные стрелы?»

По правде сказать, мы натерпелись такого страху, что у нас уже не осталось чем обделаться или обмочиться, но слова царя нас убедили.

На третье утро с кораблей стал виден новый берег, лесистый, изрезанный заливами и водопадами, заметными за милю. Этот берег был крут и высок, а далее простиралась широкая, освещённая золотистыми лучами восходящего солнца равнина.

Увидев на берегу конный разъезд, Тесей принял решение причалить и попросить о помощи. Мы не могли более продолжать плавание, не пополнив запасы воды и провианта, и готовы были в уплату за это предоставить местным жителям свои мечи или свой труд. Суда вошли в гавань и подошли к суше ближе чем на выстрел из лука. «Серебряный Плод» двигался первым.

Всадники неспешным шагом вышли к береговой линии.

«Это страна амазонок?» — спросил с борта Тесей, когда по приближении оказалось, что все они женщины.

Увы, эти воительницы не понимали нашего языка, и даже само слово «амазонки» для них ничего не значило. Предводительница отряда, женщина лет двадцати пяти, имела длинную, рыжеватую косу, выбивавшуюся из-под фригийского колпака, сшитого из шкуры зайчихи. Спутницы её были одеты и вооружены так же, как она. Все в штанах из оленьей кожи, с подвешенными у седел «горитами» (колчанами со стрелами, какие в ходу у скифов) и с луками и наборами дротиков за спиной. Несомненные дикарки, они, однако, держались в седле так грациозно и отличались столь царственной осанкой, что мы при виде их потеряли дар речи, а первоначальный страх уступил место восхищению и благоговению.

А их кони! Это были не приземистые, косматые лошадки, с какими в сознании эллинов обычно связаны кочевники, но великолепные, шестнадцати пядей ростом, породистые скакуны, равных которым трудно было сыскать в Аттике или даже во всей Элладе.

Рыжая испустила свист, и из укрытия за холмом на гребень высокого берега галопом вылетела четвёртая всадница, девушка лет семнадцати. К величайшему нашему облегчению, она, как оказалось, говорила по-эллински. Говорила вполне понятно, хоть и на эолийский манер: мужчину она называла «муйжина», а небо — «нейбо».

Тесей вкратце обрисовал предводительнице амазонок наше бедственное положение и получил разрешение сойти на берег. На сушу перебрались всего четверо, чтобы не превзойти воительниц в числе и не вызвать у них подозрений в дурных намерениях. Среди этих четверых был он сам, назвавший при высадке своё имя, титул и город, а с ним, по его выбору, спустились я, Эфор из Оа и Этеокл из Марафона. Все мы были тогда безбородыми юнцами.

Воительницы предложили нам мясо: они только что подстрелили двух оленей и везли туши перекинутыми через сёдла, если, конечно, можно назвать сёдлами бесформенные, толстые подстилки из волчьих шкур. В отличие от эллинских эти «сёдла» не имели седловины, что не мешало кочевницам носиться по степи с огромной скоростью.

Нам разрешили запастись водой и фуражом, а также разбить на месте высадки лагерь и оставаться здесь столько времени, сколько потребуется, чтобы привести в порядок наши корабли. Со слов охотниц мы узнали, что находимся в их стране и потому можем не беспокоиться о своей безопасности. Без их ведома никто не посмеет нас потревожить.

Женщины заверили нас, что вернутся на следующий день и принесут ещё дичи и напитка, именуемого «кумыс» и представляющего собой перебродившее кобылье молоко. Разговаривали мы дружелюбно, однако девы сохраняли между собой и нами расстояние, равное половине полёта пущенной из лука стрелы, и не спешивались. Под конец мы получили от них ещё один дар: кувшин с горящими угольями, зажжёнными, как они сообщили, не от негасимого храмового пламени, а от огненной стрелы Зевса. Этот подарок чрезвычайно воодушевил нас.

Не могу не сказать, что все четыре девы испускали очень сильный запах, резавший ноздри даже на таком расстоянии. Предводительницу, как мы узнали позднее, звали Стратоника, она была внучкой Ипполиты, которая впоследствии, во время нападения на Афины, командовала крылом. Имена двух других я позабыл, а вот последняя, говорившая по-эллински и служившая нам переводчицей, известна и вам. То была Селена. Та самая женщина, в погоню за которой и отправлены наши корабли.

Дядя сделал паузу. Воины терпеливо ждали, и он, переведя дух, продолжил рассказ.

— Вижу, друзья и собратья, вы хотите побольше узнать об этих воительницах. Да и тебе, Скелетик, — тут он повернулся ко мне, — так же, как и твоей сестре, Европе, наверное, всегда было любопытно, что за отношения связывают меня с ними и почему, когда их войско вторглось в Аттику, я поступил так, как поступил. Ну что ж, попробую удовлетворить ваше любопытство.

Должен сказать, что та, состоявшаяся на незнакомом берегу, встреча с амазонками произвела на меня неизгладимое впечатление. Разумеется, до нас доходили слухи об этом народе, но одно дело — слушать сказителей, а другое — воочию увидеть тех, о ком ходили легенды. Право же, все эти россказни, как оказалось, были далеки от действительности. Но как, о, собратья, описать мне то, что именно поразило нас в этих чужестранках?

Возьмём, к примеру, домашних собак. Все они разные, но есть в них нечто общее, делающее их именно собаками. То же самое можно сказать и о населяющих цивилизованный мир людях. А вот эти женщины, которых мы называем амазонками, отличаются от нас так же, как волки отличаются от собак, к какой бы породе эти собаки ни принадлежали. Разница заключается в том, что мы одомашнены, а они являются частью самой природы. Люди вправе называть их дикарками, ибо многие из их обычаев не могут не устрашить тех, кто привык к мягким нравам городов. А взгляд каждой из них пронзает мужчину, словно взгляд встреченной на холме волчицы. У городской женщины не может быть подобного взгляда. Взор амазонки — это взор хищницы: он холоден, безжалостен и бесстрашен. Встретиться с любой из них глазами всё равно что заглянуть в глаза медведице или львице. Меня, например, когда это произошло, пробрало холодом.

Здесь Дамон снова сделал небольшую паузу.

— Прошу вас, собратья, — продолжил он, — избавьте меня от напоминаний о той расправе, которые учинила Селена над нашими несчастными товарищами и родичами. Я помню всё, но не могу не сказать, что, когда увидел её впервые, меня с первого взгляда сразила беспощадная стрела Купидона. Как грациозно восседала она на своём благородном скакуне со струящейся чёрной гривой! Сколь горделива была её осанка! Я не мог оторвать от неё глаз и мысленно молил все божества, о каких мог вспомнить, молил об одном: пусть она увидит меня, пусть её взгляд встретится с моим. Однако она не обращала на меня ни малейшего внимания, и отчаяние безнадёжной страсти разрывало мне сердце. До того дня я просто не способен был представить себе, что в мире может обитать столь совершенное существо, а теперь чувствовал себя человеком, впервые ступившим на новый, совершенно неизведанный континент. Что, в сущности, соответствовало действительности, причём в отношении не только меня, но и всего нашего отряда. Мы открыли иной мир и сами стали иными.