Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Народ шумно требовал отмщения, выкрикивая имя Антиопы как боевой клич и призывая Элевтеру возглавить поход.

В последующие дни версия Элевтеры не единожды получила подтверждение. Рабы, трудившиеся в эллинском лагере, допрошенные под пыткой, слово в слово повторили сказанное царицей. Затем нашлись и свободные свидетели: девы из нашего народа клялись самыми страшными клятвами, будто, находясь на побережье, возле Тесеевых кораблей, видели, как толпа мужчин стаскивала Антиопу с коня, причём та сопротивлялась до последней возможности, хотя и была опоена снадобьем, лишающим разума и воли.

Через некоторое время с востока пришло тревожное сообщение: корабли пирата Тесея, вместо того чтобы плыть к дому, удалившись от нашего берега, направились к Колхиде и реке Фасис. Там, как доносили гонцы, эллины выменивали на свои товары халибское железо, зерно царских скифов и кавказское золото. Утверждалось, будто в каждой стране Тесей всячески похвалялся своей добычей, что необычайно возвышало его в глазах тамошних жителей, тогда как наш народ рисовался беспомощным и никчёмным.

К северу от Курганного города находится возвышенность, холм Ареса, на котором, в специально сооружаемом для такого случая шатре, собирается Совет для обсуждения вопроса об объявлении войны. Именно туда спустя десять дней после побега Антиопы направилась Элевтера, сопровождаемая соратницами, среди которых была и я. По прибытии мы расчистили площадку и разбили шатёр Совета. Остальные ещё не подъехали, и вышло так, что в какой-то момент мы с Элевтерой оказались в шатре рядом. Душа моя страдала, и от неё это не укрылось.

— Ну-ка, выкладывай, что тебя гложет, — велела она.

Я повиновалась и сказала ей прямо:

— Ты обманула народ, публично возгласив ложь. Антиопу никто не насиловал, и тебе это известно. Она убежала сама, хотя и не вполне по доброй воле. Это ты вынудила её к этому, послав за ней две сотни бойцов. Ты хотела убить её!

Остальные сёстры замерли: моя вспышка повергла их в изумление. Громко, чтобы слышали все, Элевтера ответила:

— Селена, не раздражай меня своим глупым, детским негодованием! Для каждой взрослой женщины очевидно, что Антиопа должна была умереть. И я, разумеется, не могла не принять соответствующие меры. Другое дело, что мною была допущена ошибка. Я недооценила силу воздействия её личности. Не предусмотрела, что она может нагнать страху и на две сотни.

Моя старшая подруга встретилась со мной взглядом, подобного которому я никогда раньше не видела.

— Пойми, Селена, в тот самый момент, когда наша военная царица потребовала от нас пощадить поверженного врага у Танаиса, она сама обрекла себя на гибель. Для неё это было очевиднее, чем для кого-либо иного. Вопрос заключался только в месте, времени и способе смерти. Что плохого в том, чтобы пасть от руки своих сестёр? Народ оплакал бы её, воздав ей посмертные почести как царице. При этом удалось бы обеспечить соответствующую обычаю преемственность власти. Что ни говори, лучше наследовать мёртвой царице, чем свергнутой. А главное, все наши сложности остались бы внутри племени и враг не прознал бы о имевшихся среди нас разногласиях. Иное развитие событий — побег Антиопы или захват её в плен эллинскими пиратами — было крайне нежелательным. Увы, случилось как раз то, чего допускать было нельзя. Но и это, о, подруга, не самая большая беда. Беда в том, что Антиопа отвергла нас не из любви к мужчине (чем я могла бы, в конце концов, восхищаться, ведь в основе любви лежит самозабвенная страсть), но потому, что её сердце отказалось от нашего образа жизни, от самой нашей сути. Она назвала нас дикарями. Она возненавидела наше сообщество как порочное, противное природе и подлежащее осуждению.

В этот момент в шатёр случайно заглянули две ученицы, но, наткнувшись на взгляд Элевтеры, вылетели прочь. Царица снова обернулась, но уже не только ко мне, а и ко всем нам: Стратонике и Скайлее, Алкиппе и Главке Сероглазой, Текмессе, Ксанфе, моей сестре Хрисе, Электре, Адрастее и Пантаристе.

— Антиопа считает, что Тесей превосходит нас. Она утверждает, что его путь достойнее нашего. И раз уж ты, Селена, так высоко ценишь истину, вот тебе ещё одна: если народ узнает, что произошло на самом деле, это сокрушит его. Сомневаешься? Тогда попробуй, выступи публично и открой всю правду. Объяви, что никакого насилия, колдовства, принуждения и похищения не было и в помине! Пусть все знают, что бывшая военная царица тал Кирте, слава и оплот своего народа, носила ребёнка от Тесея! Что она бежала с ним, чтобы родить эллинского младенца в Афинах. Попробуй, расскажи им. Знаешь, что будет? Тебе не поверят. Точнее, сделают вид, будто не поверили. Тебя убьют на месте, ибо в глубине души все будут знать: сказанное тобою — правда. Но они не желают знать эту проклятую правду, ибо для них она непосильна. Поймите, — воззвала Элевтера к подругам, — именно чистота наших обычаев делает тал Кирте уязвимыми. Незапятнанные сердца легче всего поддаются совращению. Та же зараза, что погубила Антиопу, может уничтожить и других. Поэтому я говорю народу только то, что ему понятно и доступно. Враг надругался над Антиопой, овладев её телом и её душой. Собственно, так оно и произошло, только в несколько иной форме. Но это уже неважно.

Я хотела было возразить, однако Элевтера не позволила.

— Ты слишком многому научилась у эллинов, Селена. Ты слишком долго прожила среди лавочников Синопа, прониклась их духом и отвратилась от естественной простоты жизни тал Кирте. Вот почему ты приняла сторону Антиопы. Вот почему ты, как и она, нашла себе любовника среди эллинов и отдала себя ему, как она — Тесею. Ты лишила меня своей привязанности, Селена, ибо не просто завела любовника, а полюбила его более всех прочих.

Элевтера отвернулась, и я вдруг поняла, что утрата любви Антиопы (а возможно, и моей) поразила её до глубины души. Будь она не столь грозной, мне, наверное, даже стало бы её жаль, но нельзя же относиться с жалостью к львице!

За пологом послышались голоса, и в шатёр вступили старейшины. Застав Элевтеру и её сподвижниц за спором, они, щадя наше достоинство, помедлили у входа, делая вид, будто ничего не заметили. Спохватившись, мы спешно привели себя в порядок, после чего члены Совета заняли свои места. Их было семнадцать, включая мужчин, возглавлявших отряды меотов и гагаров. Главенствовала, как старшая по рангу, мирная царица Ипполита.

Всех членов Совета сопровождали оруженосцы, поставившие перед каждым из них низенькие жертвенники на четырёх ножках, которые у тал Кирте называют курильницами. Насыпав сверху по кучке ароматных трав, они зажгли эти холмики и удалились.

Старейшины, сидевшие скрестив ноги, некоторое время обмахивались, направляя к себе струйки благовонного дыма и вдыхая их. Никто не заговаривал: каждая из предводительниц мысленно беседовала со своим духом, в то время как жрица, нараспев произнося заклинание, призывала богов наставить и вразумить собравшихся. Воздух в шатре стал голубоватым от густого дыма. Наконец по взгляду, брошенному Ипполитой на Элевтеру, та поняла, что может начать.