Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

И вправду, кто мог поверить, что племена диких степных кочевников, постоянно враждующие между собой, способны забыть раздоры и распри, объединиться и, бросив родные края, посреди зимы, в лютый холод отправиться в трёхмесячный поход через враждебные территории в землю, находившуюся, по их представлениям, на краю света? И всё это — ради того, чтобы вернуть домой одну-единственную женщину, сбежавшую с возлюбленным? Такого просто не может быть!

Разумеется, друзья мои, я предвижу следующий вопрос. Действительно, донесениям из таких мест, как Херсонес, находящийся в двенадцати тысячах миль от Афин, и даже из Фракии, расположенной в четырёх тысячах стадиев, можно было и не доверять ввиду их чрезвычайной отдалённости. Но ведь амазонки в состоянии проделывать по восемьсот стадиев в день! Неужто наши союзники в Фессалии и в Фивах не предупредили власти Афин о грозящей опасности?

Я отвечу на это так. Эллинский стратег, наверное, попридержал бы передовые отряды до сбора основных сил, но амазонки и скифы вели войну по-другому. Едва их первые конные патрули добрались до границы, как началась свирепая вакханалия грабежей. Удержать степную вольницу не могли никакие приказы: дикие всадники прибирали к рукам всё имевшее хоть какую-то ценность, а остальное предавали огню.

Почему, например, фиванцы не предупредили нас о наступлении? Очень просто: основные силы врага ещё не добрались до Фив, а конные шайки уже ушли далеко вперёд. И то сказать, стоило ли тратить время и силы на штурм обнесённого каменными стенами города? Куда проще оставить его в тылу, заставить сдаться, уморив голодом, или взять и разорить на обратном пути!

На второй день из города выступила афинская кавалерия, если можно так назвать наспех собранный отряд ополченцев, составленный в значительной степени из знатных бахвалов, больше привычных красоваться, а не воевать. Мы с Филиппом выехали вдвоём, сами по себе. В тот же день нам удалось увидеть несколько небольших отрядов кочевников. Первыми появились уроженцы Кавказа, ближе к вечеру — выходцы из Великой Скифии. Мы с братом пустились наутёк, хотя, по правде сказать, нами грабители совершенно не заинтересовались. Всё их внимание было сосредоточено на сельских усадьбах, где можно было поживиться скотом и скарбом. Шайки состязались в удальстве и жестокости — жгли и разоряли окрестности под хохот и улюлюканье своих товарищей. При этом одни старались опередить других и, покончив поскорее с одной деревней, мчались разорять следующую.

Опасность была нешуточной, ибо численность противников и поразительная скорость нападения привели к тому, что степняки стали хозяевами окрестностей прежде, чем власти успели предупредить сельское население об опасности. Теперь нашим соотечественникам приходилось бежать в Афины, причём не по безопасным дорогам, а по территории, где уже вовсю хозяйничал враг.

Однако сложность заключалась не только в этом. Крестьяне не желали покидать свои дома. Вы, друзья мои, хорошо знаете, что за народ крестьяне Северной Аттики, возделывающие мотыгой каменистую почву, пасущие коз да промышляющие зайцев. Они прижимисты, упорны и настолько привязаны к своей земле, что легче сдвинуть с места Олимп, чем такого упрямца. День-деньской мы с Филиппом носились от усадьбы к усадьбе, предостерегая насчёт скифов, но многие хозяева предпочитали укрепить свои дома и засесть там со всеми домочадцами, чтобы отразить налёт грабителей или умереть. По части упрямства эти неотёсанные мужланы превзойдут любого мула.

Какие только доводы не приводили мы с Филиппом, ссылаясь и на Тесея, и на всех местных богов и героев! Без толку. Крестьяне вознамерились защищать свои грядки с чесноком и луком до последнего вздоха, видимо надеясь отразить нападение вооружённых до зубов воинов степей с помощью лопат, мясных крючьев, а то и голыми руками.

Когда к закату мы добрались до усадьбы моего брата, оказалось, что нас опередили. Налётчики, скифы Медной реки, подчистили там всё вплоть до голого камня, оскальпировали двух попавшихся им в руки работников, а невесту Элиаса бросили в высохший колодец и ради забавы швырялись в неё камнями, пока им это не надоело. К счастью, с ней всё обошлось: порезы и синяки не в счёт.

На рассвете второго дня мы увидели амазонок. То были не знакомые нам племена Ликастеи и Фемискиры, но Кадисия и Титания. Они пронеслись на юг, то ли к городу, то ли к Южным перевалам. В Ахарнах, где мы пытались организовать из мелких арендаторов боеспособные отряды, орудовали в основном не они, а скифы.

Теперь местные жители поняли, что пришла настоящая беда, однако ими овладела новая дурь. Они ни в какую не желали уходить в город с его непонятными для них нововведениями, а вместо этого предпочитали укрываться в укреплённых имениях крупных землевладельцев.

Медлительность, неповоротливость и упрямство обошлись сельским жителям очень дорого: их дома превратились в смертельные ловушки, а беженцев скифы перехватывали и истребляли на дорогах, учиняя над ними зверские расправы. Черепа насаживали на колья, содранную кожу прибивали к деревьям. Те несчастные, которые надеялись спрятаться в погребах или амбарах, быстро убеждались в том, что скифов таким нехитрым способом не провести. Захватчики рьяно обшаривали все закоулки и вылавливали всех, кто надеялся отсидеться. Достаточно было выудить одного, и он, подвергнутый пыткам, выдавал всех остальных, хотя самого его это, разумеется, не спасало. Мы встречали людей, оскальпированных заживо или выпотрошенных и брошенных умирать с вывалившимися кишками.

Скиф не удовлетворится тем, что сорвёт с пальца кольцо или даже отрубит палец: дабы завладеть кольцом, он отсечёт руку по плечо, а ради серьги из уха отрубит голову. Трупы несчастных кочевники бросают бродячим псам, во множестве сопровождающим свирепые шайки. Не стоит пытаться обмануть грабителей, спрятав драгоценности в заднице или, как пробуют некоторые женщины, в иных интимных местах. Добром это не закончится.

Что касается меня, то главной моей заботой было спасение отца и его домочадцев. Эти стариканы — мастера прятаться, а по упрямству им и вовсе нет равных. Мне пришлось связать его по рукам и ногам и, не обращая внимания на яростную брань, затащить на колесницу. Потом я взялся за моих дядюшек и их людей, на которых, по крайней мере, оказали определённое воздействие если не мои доводы, то вид соседских амбаров, подожжённых фракийцами.

Сам я особых ценностей за городом не имел и из личного имущества больше всего переживал за жеребёнка по кличке Ковыляка, которого надеялся подготовить к скачкам с помощью превосходных наездниц из соседней усадьбы, двенадцатилетних сестёр Гайи и Майи. Посадив Гайю на Ковыляку, а её сестру — на другую лошадь, я велел им скакать в город. Но у холма Каменного Дуба, как сообщили мне впоследствии, девочки наткнулись на амазонок и, завидев этих воительниц с расстояния в два стадия, позабыли обо всех своих обещаниях. Они помчались прямо к воительницам. Амазонки приняли их радушно, как принимали десятки и сотни других девушек, поддавшихся их грозному очарованию. Для своей земли, своих богов и своих родичей эти девы были потеряны.